научно фантастические рассказы

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
Айзек Азимов

Лицом к лицу с компьютером



Я раб привычек. Как только я привыкаю к установленному мною
распорядку, я не могу от него отказаться. Некоторые склонны к
переменам, я - нет. Это кажется странным. Но в моем воображении я
путешествую по Вселенной на кораблях, которые движутся быстрее света.
Мои литературные герои, не колеблясь, оставляют дом и близких на
неопределенное время.
Люди меня спрашивают:
- Как это может быть, что тот, кто мысленно путешествует повсюду, в
реальной жизни отказывается сесть на самолет и ни за что не хочет
уезжать из дому?
Я не знаю. Отчасти это потому, что мои воображаемые приключения
удовлетворяют мою потребность в подобных вещах и не требуют реальных
приключений. А может быть, это потому, что единственное мое желание -
сидеть за пишущей машинкой и писать. Вы можете мне в этом поверить,
потому что на сегодня я опубликовал более 350 книг, и никто бы этого
не мог сделать, если бы ему хотелось делать что-то еще.
Заметьте, я сказал: "Я сижу за своей пишущей машинкой и пишу". Отец
купил мне первую машинку в 1935 году. К 1981 году я печатал на старой
машинке, на новой, на многих электрических, но всегда на пишущих
машинках. Я знал, что многие писатели пошли компьютерной дорогой. Но
мне не хотелось иметь компьютер. Я привык к своей пишущей машинке.
Но вот однажды мне позвонил редактор одного журнала о компьютерах.
- Доктор Азимов, - сказал он, - мы бы хотели, чтобы вы написали для
нас статью о вашем опыте работы на компьютере.
Я весело сказал:
- Ничем не могу вам помочь, потому что у меня нет компьютера.
Редактор, казалось, был ошеломлен.
- Как эо возможно? - спросил он.
- Мне не нужен компьютер, - ответил я. - Меня вполне устраивает моя
пишущая машинка.
- Но вы должны приобрести компьютер! - настаивал он.
- А я не желаю - отвечал я.
- А вы его получите! - заключил редактор.
К моему изумлению, компьютерный журнал устроил доставку мне
компьютера одной фирмой-изготовителем.
Я глядел на коробки, лежавшие посреди гостинной, с величайшим
беспокойством. Что же, черт побери, мне делать со всем этим? Наконец я
решил, что компьютер не причинит мне вреда, если останется в коробках.
Вскоре явился молодой человек, работавший в фирме производящей,
процессоры. Совершенно игнорируя выражение ужаса на моем лице, он
вскрыл коробки и извлек оттуда части компьютера. На одном столе
установили процессор, на другом - печатающее устройство.
Все было подключено, и молодой человек стал показывать мне, как все
это работает. Я растерялся после первых же пятнадцати секунд. Полагаю,
что это тоже одна из моих причуд. Я написал две сотни книг обо всех
областях науки и могу изложить самые трудные концепции простым и ясным
языком. Но это вовсе не значит, что я чувствую себя как дома с
настоящими техническими устройствами. Правда, я могу работать на
пишущей машинке, но помимо этого все серьезные технические починки по
дому, вроде замены электрической лампочки и работы с отверткой, делает
моя жена Джаннет.
Полагаю, что молодой человек заметил признаки сметения в моих
глазах, так как сказал:
- Если у вас будут какие нибудь трудности, доктор Азимов, вот вам
две брошюры инструкций...
Он вынул две толстенных книги. Я заглянул в них и сразу понял, что
ни одна из книг не написана на знакомом мне языке.
Молодой человек ушел. Я попытался работать на компьютере, но у меня
абсолютно ничего не получилось. Компьютер настаивал, чтобы я делал то,
что хочет он, и с полным презрением игнорировал любые мои команды.
Прошли недели. Я нисколько не продвинулся в освоении компьютера.
Наконец я позвонил в компьютерную фирму. Пришли два молодых человека,
снова мне все показали, и я отчаянно старался их понять. От их
поглаживаний текстовый процессор вел себя, как самая послушная кошка.
Когда они ушли и я сам попытался манипулировать компьютером, он
немедленно превратился в сибирского тигра.
Я пытался работать на компьютере уже целый месяц, но на каждой
операции терпел поражение. И поэтому я подумал о том, не выбросить ли
мне его из окна (я живу на 33-м этаже). Но я счел, что будет проще,
если я позвоню в компьютерную фирму и попрошу забрать этот прибор. Я
раздумывал над этим два дня и решил предпринять еще одну попытку. Я
сел, включил машину, и неожиданно, без всяких предупреждений, все
заработало! Машина терлась головой о мою ногу и мурлыкала.
Я никогда не узнаю, что случилось. Прошла ночь - обычная ночь, - но
что-то окончательно перевернулось в моем мозгу.
- Пустяки, - сказал я моей жене Джанет, все, что надо, - это
упорство, решимость, ум и американская смекалка.
Теперь я пользуюсь компьютером уже пять лет.
Повысил ли он мою производительность?
За последние 11 лет, до того как я начал пользоваться компьютером,
я в среднем публиковал одну книгу в месяц. За пять лет с начала
пользования компьютером я публиковал в среднем две книги в месяц.
Кроме того, мои рукописи теперь на самом деле намного чище (вроде
той, какую вы сейчас читаете) и делаются на текстовом процессоре,
тогда как мои длинные сочинения печатаются на нем для получения
окончательной копии, хотя первые варианты делаются на пишущей машинке.
Так что, в общем, я доволен, что журнал о компьютерах попросил меня
написать статью в 1981 году, и рад, что не поддался минутному порыву
выкинуть компьютер из окна.
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
Айзек Азимов. "три-четыре"



- Давай-давай, - сказал Шапур довольно вежливо, принимая во внимание
то обстоятельство, что он был демоном.
- Ты тратишь мое время. И, должен добавить, также и свое собственное,
поскольку у тебя осталось только полчаса. - И его хвост дернулся.
- Это не дематериализация? - задумчиво спросил Айсидор Уэлби.
- Я уже сказал, что нет, - ответил Шапур.
Сотый раз Уэлби окинул взглядом бронзу, окружавшую его со всех
сторон. Демон испытал нечестивое удовольствие (а в самом деле, какое же
еще?), Отметив что пол, потолок и стены сложены из цельных бронзовых
листов двухметровой толщины, между которыми не было заметно ни малейших
следов шва.
То была запертая комната в своем предельном варианте и у Уэлби
оставалось только полчаса, чтобы убраться отсюда, а демон наблюдал за ним
с возрастающей неприязнью.


За десять лет до того (с точностью до дня, разумеется) Айсидор Уэлби
поставил подпись.
- Мы платим авансом, - убеждающе говорил Шапур, - десять лет ты
получаешь все, что угодно - в разумных пределах - и потом ты - демон. Ты
становишься одним из нас, с новым именем, демонической силой и множеством
привилегий помимо этого. Ты едва заметишь, что произошло. А если не
подпишешь, то можешь кончить в огне просто благодаря обычному ходу дел. Ты
никогда не узнаешь точно... Вот, посмотри на меня. Мне совсем неплохо. Я
поставил подпись, получил мои десять лет и вот он я. Неплохо.
- Почему же ты так настойчиво добиваешься моей подписи, если я в
любом случае могу оказаться погибшей душой? - спросил Уэлби
- Не так уж легко вербовать адские кадры, - ответил демон, пожав
плечами, что слегка усилило слабый запах двуокиси серы. - Все желают в
конце концов выиграть Небеса. Плохая игра, но это так. Думаю, что ТЫ-то
слишком разумен для нее. Однако пока у нас столько погибших душ, что мы не
знаем, куда их девать и растущая нехватка администраторов.
Уэлби только что расставшийся с армией и обнаруживший, что не имеет
ничего, кроме хромоты и прощального письма от девушки, которую он тем не
менее все еще любил, уколол палец и поставил подпись.
Он, конечно, сначала прочитал небольшой листок. Взамен подписи,
сделанной кровью, ему полагалась определенная часть демонических сил. Он
не мог точно знать, как управлять этими силами, более того - он не знал
даже, что это за силы, но тем не менее мог видеть, как его желания
исполняются, причем таким образом, чтобы со стороны казалось, что все
происходит совершенно естественно.
Понятно, не могли исполняться желания, могущие войти в противоречие с
высшими целями и устремлениями человеческой истории. Прочитав это, Уэлби
поднял брови.
Шапур кашлянул.
- Предосторожность, навязанная нам э... Верхами. Но ты-то
благоразумный человек. Тебе это ограничение не помешает.
- Это попахивает казуистикой, - сказал Уэлби
- Да, до некоторой степени. Кроме того, мы должны будем проверить
твою пригодность. В документе, как видишь, сказано, что от тебя
потребуется в конце этого десятилетия выполнить задание. Одна из
демонических сил сделает его для тебя вполне посильным. Мы не можем сейчас
сообщить суть этого задания, но у тебя будет десять лет, чтобы изучить
природу твоих сил. Можешь смотреть на это, как на вступительный экзамен.
- А если я не выдержу испытания, что тогда?
- В таком случае, - сказал демон, - ты станешь всего лишь одной из
обычных погибших душ - в конце концов. - И, поскольку он был демоном, при
этой мысли в его глазах появился тусклый блеск, а когтистые пальцы
скрючились, как будто он уже запустил их в тело собеседника. Но добавил он
вкрадчиво: - Давай, подписывай, испытание будет несложным. Мы предпочтем
иметь тебя сотрудником, а не просто еще одним рабом.
Уэлби, отягченного печальными раздумьями о недостижимой возлюбленной,
в тот момент довольно мало заботило, что может случиться через десять лет
и он поставил подпись.
Тем не менее десять лет минули достаточно быстро. Уэлби всегда
действовал благоразумно, как и предсказывал демон, и дела его шли хорошо.
Он поступил на службу и так как всегда оказывался в нужном месте в нужное
время и говорил нужные слова нужным людям, он быстро продвинулся на весьма
значительный пост.
Его денежные вклады неизменно возвращались и, что важнее, к нему
вернулась девушка, преисполненная самым искренним раскаянием и еще более
искренним обожанием.
Его супружеская жизнь была безоблачна и осчастливлена четырьмя детьми
- двумя мальчиками и двумя девочками, замечательными, благоразумными и
хорошо воспитанными. К исходу десяти лет он обладал прочной репутацией,
авторитетом и завидным здоровьем, а его жена с приходом зрелости стала,
пожалуй, еще краше.


И через десять лет (с точностью до дня, разумеется) после подписания
договора он, проснувшись, обнаружил себя не в своей спальне, но в ужасной
бронзовой западне жуткой прочности в компании не с кем иным, как с
нетерпеливым демоном.
- Тебе достаточно убраться отсюда, и ты станешь одним из нас, -
сказал Шапур. - Это можно сделать честно и логично, используя твои
демонические силы, при условии, что ты точно знаешь, как они действуют. К
теперешнему моменту ты уже должен был бы знать.
- Жена и дети будут очень встревожены моим исчезновением, - сказал
Уэлби, начавший раскаиваться.
- Они найдут твой труп, - успокоил его демон. - С виду ты умрешь от
сердечного приступа и у тебя будут роскошные похороны. Священник
препоручит тебя Небесам, а мы не станем развеивать иллюзии у него или у
его слушателей. Теперь давай, Уэлби, у тебя еще есть время до полудня.
Уэлби, подсознательно готовивший себя к этому моменту десять лет,
запаниковал меньше, чем того можно было бы ожидать. Он задумчиво
огляделся.
- Комната совершенно закрыта? Никаких потайных дверей?
- Никаких отверстий в стенах, полу или потолке нет, - ответил демон с
видом профессионала, гордящегося своей работой. - Как и на стыках этих
поверхностей, кстати. Ты отказываешься?
- Нет-нет. Дай мне подумать.
Уэлби напряженно размышлял. Комната не казалась запертой.
Чувствовалось даже движение воздуха. Воздух мог попадать сквозь стены
путем дематериализации. Возможно, демон вошел сюда таким же способом и,
возможно, сам Уэлби сможет покинуть комнату таким же манером. Он спросил.
Шапур ухмыльнулся.
- Дематериализация не является одной из твоих сил. Да и сам я не
пользовался ею, чтобы попасть сюда.
- Ты уверен?
- Эта комната - мое собственное творение, - самодовольно сказал
демон, - и она сконструирована специально для тебя.
- И ты вошел снаружи?
- Точно.
- Используя доступные пониманию демонические силы, которыми я тоже
обладаю?
- Именно. Давай, будем педантичны. Ты не можешь пройти сквозь
материю, но можешь перемещаться в любом измерении просто усилием воли. Ты
можешь двигаться вверх, вниз, влево, вправо, под углом, ну и так далее, но
не можешь пройти сквозь материю каким бы то ни было образом.
Уэлби продолжал размышлять, а Шапур продолжал продолжал расхваливать
абсолютно непробиваемую прочность бронзовых стен, пола и потолка; их
совершенную цельность.
Для Уэлби казалось очевидным, что Шапур, пусть даже сам верящий в
необходимость рекрутирования кадров, явно еле сдерживал радость от
возможности заполучить обычную погибшую душу, с которой он смог бы
потешиться.
- По крайней мере, - заметил Уэлби, делая жалкую попытку философски
отнестись к случившемуся, - у меня были десять лет, о которых можно
вспоминать. Несомненно, это утешение, даже для погибшей души в аду.
- Вовсе нет, - возразил Шапур. - Ад не был бы адом, если бы тебе было
позволено утешение. Все, что кто-либо получает на Земле, заключив сделку с
дьяволом, как в твоем случае (или, кстати, в моем собственном) в точности
равно тому, что он мог бы получить без такой сделки, усердно работая и
веруя в... э... Верхи. Это делает все такие сделки поистине демоническими.
- И демон разразился воющим хохотом.
Уэлби возмущенно воскликнул:
- Ты хочешь сказать, что моя жена могла бы вернуться ко мне, даже
если бы я никогда не подписывал твой контракт?
- Могла бы, - ответил Шапур. - Понимаешь, все, что происходит -
воля... э... Верхов. Мы сами ничего не можем сделать, чтобы изменить это.
Такое потрясение должно быть обострило ум Уэлби, так как именно в
этот момент он исчез, оставив комнату пустой - если не считать пораженного
демона. И изумление перешло в бешеную ярость, когда он взглянул на
договор, который он до последнего момента держал в руке для завершающего
действа - которое должно было свершиться в любом случае.


Это случилось через десять лет (с точностью до дня, разумеется) после
того, как Айсидор Уэлби подписал договор с Шапуром - демон вошел в кабинет
Уэлби и сказал, очень сердито:
- Смотри, здесь...
Изумленный Уэлби, оторвавшись от работы, поднял взгляд.
- Кто вы?
- Ты очень хорошо знаешь, кто я, - сказал Шапур.
- Вовсе нет, - возразил Уэлби
Демон пронизывающе посмотрел на мужчину.
- Вижу, что ты говоришь правду, но не могу уяснить детали. - Он живо
обрушил на мозг Уэлби события последних десяти лет.
- О да, - сказал Уэлби, - Я, конечно, могу объяснить, но вы уверены,
что нам не помешают?
- Нам не помешают, - хмуро отозвался демон.
- Я сидел в запертой бронзовой комнате, - начал Уэлби, - и...
- Незачем об этом, - поспешно прервал демон. - Я хочу знать...
- Пожалуйста, дай мне рассказывать, как я хочу.
Шапур стиснул челюсти и, не скрываясь, стал выделять двуокись серы,
пока Уэлби не закашлялся.
Он сказал:
- Если бы вы немного отодвинулись... Благодарю... Итак, я сидел в
этой запертой бронзовой комнате и припоминал, как вы усердно подчеркивали
абсолютную несокрушимость ее четырех стен, пола и потолка. И я подумал:
почему вы так на них сосредоточились? Что есть еще, кроме стен, пола и
потолка? Вы описывали полностью закрытое трехмерное пространство.
Вот оно: трехмерность. В четвертом измерении комната не была заперта.
Она не существовала в прошлом неопределенно долго. Вы сказали, что
сотворили ее для меня. Так что, если кто-то отправится в прошлое, он
сможет, в конце концов, попасть в то время, когда комнаты еще не
существовало и тогда он окажется вне ее.
Более того, вы УТВЕРЖДАЛИ, что я могу двигаться в любом измерении, а
время определенно можно рассматривать в качестве измерения. В любом
случае, как только я решил двинуться в прошлое, я обнаружил, что моя жизнь
в бешеном темпе прокручивается в обратном направлении и внезапно вокруг
меня не стало бронзы.
Неподдельно страдавший Шапур воскликнул:
- Это-то я понял! Ты не смог бы сбежать никаким иным способом. Что
меня интересует, так это твой контракт. Раз ты не стал обычной погибшей
душой - очень хорошо, это часть игры. Но ты должен был стать по крайней
мере одним из нас, войти в штат, за это тебе заплатили, и если я не
доставлю тебя вниз, у меня будут большие неприятности.
Уэлби пожал плечами.
- Мне, конечно, жаль, но ничем не могу помочь. Вы должно быть,
создали бронзовую комнату немедленно после того, как я поставил подпись на
контракте, потому что когда я вырвался из комнаты, я оказался как раз в
тот момент, в который я заключал с вами сделку. Там опять были вы, там был
я; вы подталкивали мне контракт и стило, которым я должен был уколоть
палец. Не сомневайтесь, по мере того, как я двигался во времени, моя
память о том, что становилось будущем, улетучивалась. Но, похоже, не
полностью. И пока вы пихали мне договор, я почувствовал какое-то
неудобство. Я не полностью помнил будущее, но подвох почувствовал. И я не
поставил подпись. Я категорически вам отказал.
Шапур заскрежетал зубами.
- Мне следовало бы догадаться. Если бы на демонов влияли флюктуации
вероятности, то я мог бы попасть вместе с тобой в этот новый
альтернативный мир. Раз так... Все, что я могу сказать, так это то, что ты
потерял десять лет, которыми мы тебе заплатили. Это одно утешение. И - в
конце концов - мы получим твою душу. Это другое.
- Да ну? - сказал Уэлби - Разве в аду есть место утешению? В течение
этих десяти лет, которые я прожил сейчас, я не знал ничего о том, чем бы
мог обладать. Но теперь вы вложили в мой мозг воспоминание о десятилетии,
которое могло бы быть. Я припоминаю, что в бронзовой комнате вы сказали,
что заключив сделку с демоном, нельзя получить ничего, чего нельзя было бы
добиться прилежным трудом и верой в Верхи. У меня есть и прилежание, и
вера.
Уэлби посмотрел на фотографию красавицы-жены с четырьмя прелестными
ребятишками, потом окинул взглядом изысканную роскошь своего кабинета.
- И, в общем, я могу избежать ада. Это решать также не в ВАШЕЙ
власти.
И демон с ужасным визгом исчез навсегда.
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
Айзек Азимов. Непреднамеренная победа



Космический корабль протекал как решето.
Так было заранее запланировано.
В итоге получилось, что во время полета с Ганимеда на Юпитер внутри
корабля было столько же воздуха, сколько в самом жестком космическом
вакууме. А поскольку на нем к тому же еще отсутствовали и обогревающие
установки, этот вакуум имел и соответствующую температуру: лишь на долю
градуса выше абсолютного нуля.
И это тоже не расходилось с задуманным планом. Такие пустяки, как
отсутствие тепла и воздуха, никого не раздражали на этом космическом
корабле специального назначения.
Уже за несколько миль до Юпитера в корабль начали просачиваться газы,
из которых состояла юпитерианская атмосфера. Это был в основном водород,
хотя, по-видимому, более тщательный газовый анализ мог бы обнаружить и
следы гелия. Стрелки манометров медленно поползли вверх.
Когда корабль перешел на спиральный облет планеты, стрелки полезли
вверх еще быстрее. Указатели ступенчато включенных приборов (каждая
последующая ступень для более высокого давления) двигались до тех пор,
пока не достигли уровня миллиона и более атмосфер, и тут показания
манометров уже утратили свой смысл. Температура, фиксируемая посредством
термопар, поднималась как-то вяло, будто ощупью, и наконец замерла где-то
возле семидесяти градусов ниже нуля по Цельсию.
Корабль медленно приближался к цели, с трудом прокладывая путь сквозь
месиво газовых молекул, сбитых друг с другом столь плотно, что сжатый
водород перешел в жидкое состояние. Атмосфера была насыщена парами
аммиака, поднимавшимися из невообразимо огромных океанов этой жидкости.
Ветер, который начал дуть где-то в тысяче миль от поверхности, теперь дул
с такой силой, о которой земные ураганы дают лишь отдаленное
представление.
Еще задолго до посадки на сравнительно большой остров (раз в семь
превышающий Азиатский материк) было абсолютно ясно, что Юпитер - не самый
лучший из миров.
Однако три члена экипажа думали иначе. Они были уверены, что Юпитер -
планета вполне подходящая. Впрочем, эти трое были не совсем людьми, но и
не совсем юпитерианами.
Это были просто роботы, сконструированные землянами для посылки на
Юпитер.
Третий робот заявил:
- Место, кажется, довольно пустынное.
Второй согласился с ним и начал тоскливо разглядывать открытую всем
ветрам местность.
- Вот там, вдали, виднеется что-то вроде искусственно возведенных
строений, - сказал он. - Я полагаю, нам надо подождать, пока к нам не
заявится кто-нибудь из местных обитателей.
Первый робот, сидя в дальнем углу кабины, выслушал двух других, но
промолчал. Из них троих его сконструировали первым, так что он был
наполовину экспериментальным. Вот почему он высказывался намного реже, чем
его товарищи.
Ждать пришлось недолго. Откуда-то сверху вынырнул воздушный лайнер
весьма странной конструкции. За ним еще. Затем подошла колонна наземных
машин. Они заняли оборонительную позицию. Из машин вылезли какие-то живые
существа, привезшие с собой множество непонятных предметов, по-видимому,
оружие. Некоторые из них юпитериане перетаскивали в одиночку, другие
группами, третьи шли своим ходом - видно, внутри находились водители.
Но роботы не могли ручаться за это.
Наконец Третий сказал:
- Кажется, мы окружены со всех сторон. Быть может, самое разумное
сейчас выйти наружу и этим показать, что мы пришли к ним с миром.
Согласны?
- Разумеется.
Первый робот распахнул тяжелую дверь, которая, кстати сказать, не
была ни сильно армирована, ни особо герметизирована.
Их появление послужило сигналом к началу суматохи среди окруживших
корабль юпитериан. Они закопошились возле самых крупных установок, и
Третий робот заметил, как наружная оболочка его
берилло-иридиево-бронзового тела стала нагреваться.
Он посмотрел на Второго.
- Чувствуешь? По-моему, они направили на нас тепловой излучатель.
Второй недоуменно спросил:
- Интересно, зачем?
- Наверняка какие-то тепловые лучи. Смотри!
По непонятной причине луч одного из тепловых генераторов отклонился и
ударил по ручейку сверкающего чистого аммиака - тот яростно забурлил.
Третий обратился к Первому:
- Возьми это на заметку, слышишь?
- Ладно.
В обязанности Первого входила будничная секретарская работа, а его
обычай все брать на заметку заключался в аккуратном внесении собственных
умствований в имеющийся у него памятный свиток. Он уже собрал и записал
час за часом показания каждого мало-мальски важного прибора на борту
корабля в ходе полета на Юпитер.
- А как объяснить подобную реакцию? - с готовностью спросил он. -
Наши хозяева, люди, видимо, пожелают это знать.
- Да никак. Или вот так, - поправился Третий, - укажи: без всякой
видимой причины. И добавь: максимальная температура луча около плюс
тридцати градусов по Цельсию.
Второй робот прервал их:
- Попробуем вступить в разговоры?
- Пустая трата времени, - отвечал Третий, - на этой планете лишь
несколько жителей знают радиотелеграфный код, разработанный для связи
между Юпитером и Ганимедом. Они вынуждены будут послать за одним из них, и
как только тот прибудет, он быстро наладит с нами контакт. А пока что
давайте понаблюдаем за ними. Откровенно говоря, я не понимаю, что они
делают.
Он понял это не сразу. Тепловое облучение прекратилось, и были пущены
в ход новые установки. К ногам наблюдавших роботов с необыкновенной
быстротой и силой, вызванной мощным гравитационным полем Юпитера, упало
несколько капсул. Они с треском раскололись - потекла голубая жидкость;
образовались лужи, которые быстро стали испаряться и высыхать.
Свирепый вихрь понес испарения прочь, и юпитериане стали разбегаться
от них в разные стороны. Вот один чуть замешкался, отчаянно заметался,
захромал и, наконец, затих.
Второй робот наклонился, окунул палец в одну из луж и уставился на
стекавшую каплями жидкость.
- Сдается мне, это обычный кислород, - промолвил он.
- Твоя правда, - согласился Третий. - Час от часу не легче. Опасные
же они выкидывают номера, ведь я бы сказал, что кислород для них отрава.
Один из них уже мертв!
Наступила пауза, а затем Первый робот, чрезмерная наивность которого
подчас приводила к излишней простоте мышления, выдавил из себя:
- Может быть, эти странные существа с помощью таких вот детских
штучек пытаются нас уничтожить?
Второй робот, потрясенный этой догадкой, воскликнул:
- А знаешь, Первый, мне кажется, ты прав!
В рядах юпитериан наступило временное затишье, а потом они притащили
какую-то новую установку с тонким стержнем, устремленным вверх, в черный
непроницаемый мрак, окутывающий планету. Под невероятным напором ветра
стержень стоял неподвижно, что ясно свидетельствовало о его удивительной
конструктивной прочности. Но вот на конце его раздалось потрескивание, а
затем что-то сверкнуло, разгоняя мрак в густом тумане.
На мгновение роботы как бы погрузились в сияние, а затем Третий
глубокомысленно заметил:
- Высоковольтное напряжение, и мощность довольно приличная. Пожалуй,
ты не ошибся, Первый. Ведь нас на Земле предупреждали, что эти создания
хотят уничтожить все человечество. А существа, настолько порочные, что
могут затаить зло на человека, - при этом голос его задрожал, - вряд ли
станут особо церемониться, пытаясь уничтожить нас.
- Какой позор иметь такие дурные наклонности, - сказал Первый. -
Бедняги!
- Все это, конечно, весьма печально, - подтвердил Второй. - Давайте
вернемся обратно на корабль. Думаю, с нас на сегодня хватит.
Они вернулись на корабль и уселись в ожидании. Как заметил Третий,
Юпитер - планета огромная, так что надо набраться терпения, прежде чем
дождешься, когда доставят к кораблю специалиста по радиокоду. Но терпения
роботам не занимать стать.
И в самом деле Юпитер, согласно показанию хронометра, успел трижды
обернуться вокруг своей оси, пока прибыл эксперт. Разумеется, слой плотной
атмосферы толщиной в три тысячи миль создавал на поверхности планеты тьму
кромешную, где восход и заход солнца ничего не означали и говорить о дне и
ночи было бессмысленно. Но поскольку ни юпитерианам, ни роботам, чтобы
видеть, свет не был нужен, то это никого не волновало.
На протяжении этих тридцати часов юпитериане непрерывно штурмовали
корабль с неутомимым нетерпением и настойчивостью, относительно которых
Первый робот сделал немало заметок. Корабль каждый час атаковали
различными способами, и роботы внимательно следили за каждой атакой,
изучая виды оружия по мере того, как их распознавали, что отнюдь не всегда
удавалось.
Но люди строили на славу.
Пятнадцать лет ушло на то, чтобы построить корабль и этих роботов, и
их можно было охарактеризовать одним словом - сверхпрочные. Штурм
окончился ничем: ни корабль, ни роботы от него не пострадали.
- По-моему, в этой атмосфере им не развернуться. Они не могут
применить атомный заряд, так как только дырку прожгут в этом густом
газовом супе, да и себя подорвут, - сказал Третий.
- Да, сильнодействующей взрывчатки они совсем не применяли, - заметил
Второй, - и это хорошо. Нам-то она, конечно, не повредила бы, но могла
расшвырять в разные стороны.
- Взрывчатка отпадает. Где нет расширения газов, там взрыв
невозможен. А какой газ станет расширяться при таком атмосферном давлении?
- Хорошая атмосфера, - пробормотал Первый. - Мне очень нравится.
И это было вполне естественно, так как он был сконструирован
специально для нее. Компания "Юнайтед Стейтс роботс энд мекэникл мен
корпорейшн" впервые выпустила роботов, даже отдаленно не напоминавших
людей. Они были приземистые, квадратные, с центром тяжести меньше чем в
футе над землей. Шесть ног, массивных и толстых, даже на этой планете с ее
гравитацией, в два с половиной раза большей, чем на Земле, могли поднять
тонны груза. Чтобы компенсировать возросшее притяжение, в них вложили
быстроту реакции, в сотни раз превосходящую реакцию нормального человека.
Они были сконструированы из берилло-иридиево-бронзового сплава, способного
противостоять любой корродирующей среде и выдержать взрыв любой
разрушительной силы (исключая разве тысячемегатонную бомбу) в каких бы то
ни было условиях.
Короче, они были непробиваемы и обладали такой мощью, что стали
единственными из всех выпущенных фирмой роботов, которым роботехники фирмы
так и не решились приклепать именной серийный номер. Один головастый малый
как-то предложил (и то шепотом) назвать их Робик Первый, Второй, Третий,
но это предложение больше ни разу не повторялось.
Последние часы ожидания роботы провели за решением головоломной
задачи - как, хотя бы приблизительно, описать внешний вид юпитериан.
Первый отметил наличие щупалец и радиальной симметрии... и на этом
застрял. Второй и Третий буквально вылезли из кожи вон, но так ни до чего
и не додумались.
- Нельзя дать правильное описание, не прибегая к помощи сравнений, -
заявил наконец Третий. - Эти существа ни на что не похожи... Они - за
пределами позитронных связей моего мозга. Это все равно что пытаться
описать гамма-лучи роботу, у которого нет приборов для их обнаружения.


В эту минуту шквал огня прекратился. Роботы переключили свое внимание
на то, что происходило за стенками корабля.
К кораблю на редкость странным образом приближалась колонна
юпитериан, но даже при самом внимательном осмотре было трудно сказать, с
помощью чего они передвигаются. Как они при этом используют свои щупальца,
оставалось загадкой. Иногда они делали какие-то скользящие движения, а
затем перемещались необыкновенно быстро, возможно за счет ветра, поскольку
они двигались с наветренной стороны.
Роботы вышли наружу, чтобы встретить юпитериан. Те остановились в
десяти футах от корабля. Обе стороны замерли в молчании.
Второй сказал:
- Они должно быть, рассматривают нас, но вот как - не могу понять.
Кто-нибудь из вас замечает у них фоточувствительные органы?
- Я нет, - проворчал Третий. - Я у них вообще не вижу ничего похожего
на органы чувств.
Вдруг со стороны юпитериан послышался металлический клекот, и Первый
робот удовлетворенно отметил:
- Радиотелеграфный код. Приехал специалист по связи.
Так оно и было. Роботы добились своего. Сложная система точек и тире,
тщательно разработанная юпитерианами и землянами на Ганимеде, за двадцать
пять лет превратилась в исключительно гибкое средство связи, наконец
впервые использованное для непосредственного общения.
Один юпитерианин остался впереди, остальные отступили назад. Он повел
переговоры. Клекочущий голос спросил:
- Откуда вы прилетели?
Третий робот, как наиболее развитый в интеллектуальном отношении,
естественно, выступил в роли руководителя экспедиции.
- Мы с Ганимеда, спутника Юпитера.
- Что вам нужно? - задал юпитерианин следующий вопрос.
- Информация. Мы хотим исследовать вашу планету и увезти с собой
новые сведения. Если бы мы могли надеяться на сотрудничество с вами...
Трескучая речь юпитерианина оборвала его:
- Вас надо уничтожить!
Третий помолчал, а потом задумчиво сказал своим товарищам:
- Они к нам относятся именно так, как нас об этом предупреждали люди
на Земле. Странные все-таки существа. - Затем, обратившись к юпитерианину,
он спросил по простоте душевной: - Почему?
Юпитерианин, очевидно, считал некоторые вопросы чересчур наглыми,
чтобы на них отвечать. Он заявил:
- Если вы покинете Юпитер в течение наших суток, мы пощадим вас... до
той поры, пока не выйдем в космос и не очистим Ганимед от всякого
неюпитерианского сброда.
- Я хотел бы указать, что мы не с Ганимеда, а с одной из планет
Сол... - начал было Третий.
Юпитерианин прервал его:
- Нашим астрономам известно о существовании Солнца и наших четырех
спутников. Никаких других планет нет и быть не может!
Не желая ввязываться в спор, Третий робот согласился с этой точкой
зрения.
- Ну, пусть с Ганимеда. Мы ничего худого против вас не замышляем. Мы
готовы предложить вам дружбу. Двадцать пять лет вы охотно поддерживали
связь с людьми на Ганимеде. Зачем же вдруг начинать войну против землян?
- Все эти двадцать пять лет мы стремились сделать жителей Ганимеда
юпитерианами, - холодно ответил тот. - Когда же мы выяснили, что они не
хотят этого, и установили, что они ниже нас по своему умственному
развитию, тогда мы решили предпринять кое-какие шаги, чтобы смыть наш
позор. - И он закончил внушительно, чеканя каждое слово: - Мы, юпитериане,
не потерпим присутствия всякого сброда!
Повернувшись лицом к ветру, юпитерианин торжественно отступил назад.
Очевидно, беседа на этом закончилась.
Роботы возвратились на свой корабль.
Второй робот сказал:
- Кажется, дела наши плохи. - И задумчиво добавил: - Все именно так,
как нам говорили наши конструкторы. У этих юпитериан чрезмерно развитый
комплекс превосходства да плюс к тому крайняя нетерпимость ко всему, что
затрагивает этот комплекс.
- Нетерпимость проистекает отсюда же, - заметил Третий. - Беда в том,
что эта нетерпимость подкреплена силой. У них есть оружие, а наука шагнула
далеко вперед.
- Так вот почему нас специально инструктировали не обращать внимания
на приказы юпитериан! Теперь я не удивляюсь! Это же просто пародия на
высшие существа! - воскликнул Первый и добавил с присущими роботам
доверием и преданностью людям: - Ни один человек никогда таким не станет.
- Все это верно, но сейчас речь не об этом, - сказал Третий. - Ясно
одно: над нашими хозяевами нависла смертельная опасность. Юпитер -
гигантская планета, а юпитериане и по количеству населения, и по ресурсам
в тысячи раз превосходят землян. Если им удастся создать силовое поле,
чтобы использовать его в качестве оболочки межпланетного корабля, как это
сделали на Земле, то при желании они в два счета захватят всю Солнечную
систему. Вопрос лишь в том, как далеко они продвинулись в этом
направлении, какое еще оружие у них есть, что за приготовления они ведут.
Вернуться с этими сведениями - вот наша задача, и нам следует подумать,
что делать дальше.
- Трудненько же нам придется, - заметил Второй. - Юпитериане вряд ли
пожелают нам помочь.
Это было сказано еще довольно мягко.
Третий робот призадумался на минутку, а затем сказал:
- Мне кажется, нам нужно только выждать. За эти тридцать часов они
уже несколько раз пытались уничтожить нас, ничего не добившись. Они
наверняка сделали все, что могли. В комплекс превосходства всегда входит
извечное стремление спасти свой престиж, и предъявленный нам ультиматум
доказывает, что в нашем случае дело обстоит именно так. Они бы никогда не
позволили нам убраться восвояси, если бы могли нас уничтожить. Так что,
если мы не улетим, они наверняка сделают вид, будто преследуя какие-то
свои цели, сами захотели, чтобы мы остались.
И роботы снова принялись ждать. Прошел день. Атака не возобновлялась.
Роботы не улетали. Угроза не подействовала. И тогда перед роботами вновь
предстал юпитерианский специалист по коду.
Если бы роботам этой модели было присуще чувство юмора, то они бы
посмеялись от души. Ну, а сейчас просто они испытывали законное чувство
удовлетворения.
Юпитерианин заявил:
- Мы решили позволить вам остаться на очень короткий срок для того,
чтобы вы лично смогли убедиться в нашем могуществе. Затем вам надлежит
вернуться назад на Ганимед и передать всему вашему сброду, что его
неизбежно постигнет ужасный конец, едва Юпитер успеет один раз обернуться
вокруг Солнца.
Первый робот отметил про себя, что юпитерианский год равен двенадцати
земным.
Третий робот небрежно ответил:
- Спасибо. Давайте мы с вами отправимся в ближайший город. Нам бы
хотелось о многом разузнать. - И подумав, добавил: - Надеюсь, наш корабль
будет в целости и сохранности?
Последняя фраза прозвучала скорее как просьба, чем как угроза, ибо
роботы этой модели никогда не были агрессивными. В их конструкции была
полностью устранена всякая возможность даже малейшего раздражения. В ходе
многолетних испытаний на Земле решающим требованием у столь мощных роботов
являлось неиссякаемое хорошее настроение.
Юпитерианин заявил:
- Нас не интересует ваш корабль. Ни один юпитерианин не приблизится к
нему, дабы не осквернять себя. Вы можете сопровождать нас, но ни в коем
случае не должны подходить к кому-либо ближе чем на десять футов, иначе
будете немедленно уничтожены.
- Ну, не спесивы ли они? - добродушно заметил Второй, когда они
двинулись вперед, преодолевая ветер.
Город был портовый. Он стоял на берегу невообразимо огромного
аммиачного озера. Яростный ветер вздымал свирепые пенистые волны, которые
мчались с лихорадочной поспешностью, усиливаемой мощным притяжением
планеты. Сам по себе порт не был ни большим, ни особо впечатляющим, и
казалось совершенно очевидным, что основная часть сооружений находится под
землей.
- Сколько жителей в этом городе? - спросил Третий робот.
- Город маленький, всего десять миллионов, - ответил юпитерианин.
- Понятно. Первый, возьми-ка это на заметку.
Первый робот автоматически выполнил приказ, а затем опять повернулся
к озеру, на которое и раньше смотрел как зачарованный. Он тронул за локоть
Третьего робота.
- Послушай, как ты считаешь, в нем водится рыба?
- А тебе не все равно?
- Я думаю, мы должны это узнать. Наши хозяева на земле приказали нам
выяснить все, что можно.
Из трех роботов Первый был простейшей моделью, и значит, относился к
разряду тех, кто любой приказ воспринимал буквально.
Второй робот сказал:
- Да пусть сходит и посмотрит, коль ему так хочется. Беды большой не
будет от того, что мы позволим этому дитяти слегка порезвиться.
- Что ж, я не возражаю, пусть идет, но он просто зря потратит время.
Рыба - это, конечно, не совсем то, за чем мы сюда прилетели. Давай,
Первый, валяй!
В сильном возбуждении Первый робот побежал на берег и с плеском
плюхнулся в озеро. Юпитериане внимательно следили за ним. Разумеется, они
ничего не поняли из предыдущего разговора.
Специалист по коду отстучал:
- Кажется, ваш приятель при виде нашего могущества решил с горя
покончить с собой.
Третий робот с удивлением ответил:
- Да что вы! Он просто решил исследовать вашу фауну, хочет узнать,
могут ли живые организмы существовать в аммиачном озере. - И добавил, как
бы извиняясь: - Наш друг временами бывает чрезмерно любопытен. Он не столь
сообразителен, как мы, но это его единственный недостаток. Мы это понимаем
и стараемся потакать ему по мере возможности.
Наступила длинная пауза, затем юпитерианин заметил:
- Он, наверное, утонул!
Третий робот возразил:
- Нам это не грозит. Мы не можем утонуть. Давайте, как только он
вернется, сразу отправимся в город.
В эту минуту на расстоянии нескольких сот футов от берега поднялся
огромный столб жидкости. Он бешено взметнулся вверх и рассыпался на мелкие
брызги, уносимые ветром. Второй столб, третий, затем белый пенистый
гребень побежал к берегу, оставляя за собой след и постепенно замедляя
скорость.
Роботы на берегу с удивлением взирали на происходящее, а полная
неподвижность юпитериан свидетельствовала о том, что они также смотрели с
не меньшим интересом.
Потом на поверхность озера вынырнула голова Третьего робота и наконец
он сам стал медленно выползать на берег. Но что там тянулось за ним вслед?
Какое-то чудовище гигантских размеров, казалось, целиком состоящее из
клыков, челюстей и игл. Через минуту стоящие на берегу уразумели, что
огромное страшилище следует за роботом не по своей охоте, его тащит Первый
робот. Все так и присели.
Первый, слегка робея, подошел к юпитерианам и сам повел переговоры.
Он взволнованно отстучал юпитерианину:
- Весьма сожалею о случившемся, но эта тварь напала на меня. Я только
о ней делал заметки. Надеюсь, это не ценный экземпляр?
Поскольку появление чудовища внесло замешательство в ряды юпитериан,
ответ был получен не сразу. Они медленно приходили в себя, и после
тщательного осмотра, подтвердившего, что животное на самом деле мертво,
порядок наконец был восстановлен. Некоторые смельчаки из любопытства
пинали распростертое тело.
Третий робот просительным голосом сказал:
- Надеюсь, вы извините нашего друга. Он временами бывает очень
неуклюж. Мы совсем не собирались причинять вред вашим животным.
- Он напал на меня, - оправдывался Первый. - Укусил без всякого
повода. Посмотрите! - и робот ткнул пальцем в двухфутовый клык со
сломанным острием. - Он сломал его о мое плечо и чуть меня не поцарапал. Я
только слегка шлепнул его, чтобы отогнать прочь... а он взял да и умер.
Простите меня!
Наконец юпитерианин, слегка заикаясь, заговорил трескучим голосом:
- Э-т-то дикое животное редко подходит так близко к берегу, хотя
здесь и достаточно глубоко.
Третий робот обеспокоенно сказал:
- Если вы можете использовать его для еды, то мы будем только рады...
- Нет. Мы добудем пищу без помощи всякого сбро... других. Ешьте его
сами.
Услышав это, Первый робот одним движением руки поднял чудовище и
бросил его назад в озеро. Третий небрежно проронил:
- Спасибо на добром слове, но нам не нужна пища. Мы вообще ничего не
едим.
Роботы в сопровождении примерно двухсот вооруженных юпитериан
спустились по ряду наклонных плоскостей в подземный город. Если на
поверхности город можно было счесть маленьким, незаметным, то под землей
он оказался огромным мегалополисом.
Их тотчас же посадили в вагон, управляемый на расстоянии, - ибо ни
один добропорядочный, уважающий себя юпитерианин не стал бы подвергать
риску свое достоинство, усевшись рядом с каким-то сбродом, - и отправили
со страшной скоростью к центру города. Они видели достаточно, чтобы прийти
к выводу: город простирается миль на пятьдесят и уходит под землю на
глубину не менее восьми миль.
- Если это типичный образчик развития юпитерианской цивилизации, то
как можно привезти людям обнадеживающий отчет? - безрадостно констатировал
Второй робот. - По сути говоря, мы наудачу высадились на огромной
территории Юпитера; у нас был один шанс на тысячу, что мы окажемся вблизи
действительно большого населенного центра. А это, как сказал эксперт по
коду, всего лишь заштатный городишко.
- Десять миллионов жителей, - задумчиво молвил Третий робот. - А
всего юпитериан должно быть несколько биллионов - много, слишком много
даже для Юпитера. Цивилизация у них, видимо, полностью урбанистическая, а
значит, наверняка неимоверно развита наука. Если у них уже есть силовые
поля, то...
У Третьего робота не было шеи, ибо ради прочности голова в этих
моделях была утоплена в грудную клетку и там намертво приклепана к
корпусу, а нежный позитронный мозг защищен тремя раздельными слоями
иридиевого сплава толщиной в дюйм. Но если бы таковая у него имелась, то
он бы горестно закивал головой.
Но вот вагон остановился на открытом месте. Повсюду вокруг были видны
широкие проспекты и большие здания с толпящимися юпитерианами, не менее
любопытными, чем толпы землян в аналогичных обстоятельствах.
К роботам приблизился эксперт по коду и отстучал:
- Сейчас мне пора удалиться от дел до следующего рабочего цикла. Мы
настолько пошли вам навстречу, что подыскали жилье, хотя последнее
сопряжено для нас с большими неудобствами, ибо, как вы сами понимаете,
здание потом придется снести и на его месте построить другое. Тем не менее
вы пока можете спать в нем.
Третий робот протестующе замахал руками и отстучал:
- Большое спасибо, но вы зря беспокоились. Мы ничего не имеем против
того, чтобы расположиться прямо здесь. Если вам хочется спать, пожалуйста,
не стесняйтесь. Мы подождем. Что же касается нас, - небрежно бросил робот,
- то мы вообще никогда не спим.
Специалист по коду ничего не ответил, но будь у него лицо, интересно
было бы на него взглянуть.
Он ушел, а роботы остались в вагоне, окруженные отрядами хорошо
вооруженных стражников, стоявших сомкнутыми рядами.


Прошло много часов, пока стража, наконец, не расступилась, чтобы
пропустить эксперта и двух незнакомых юпитериан, которых тот представил
роботам:
- Это два члена центрального правительства, они милостиво согласились
поговорить с вами.
Один из вновь прибывших, очевидно, знал код, ибо его треск резко
оборвал эксперта.
Он обратился к роботам:
- Эй вы, скоты! Ну-ка, живо вылезайте из вагона! Дайте нам посмотреть
на вас!
Роботы с такой готовностью поспешили выполнить приказание, что пока
Второй и Третий выпрыгивали с правой стороны вагона, Первый робот рванулся
через левую. Слово "через" здесь использовано с умыслом, ибо, поскольку
робот не обратил внимания на механизм, опускающий вниз часть стены для
выхода, то он снес ее своим корпусом, прихватив и два колеса с осью в
придачу. Вагон рухнул. Первый робот стоял в замешательстве и не знал, что
сказать, с удивлением разглядывая обломки.
Наконец он отстучал слова извинения:
- Я очень сожалею... Надеюсь, это не очень дорогая машина.
Второй робот добавил извиняющимся тоном:
- Наш приятель часто бывает неуклюж. Простите его, пожалуйста.
А Третий робот сделал робкую попытку починить вагон.
Первый робот попытался еще раз извиниться:
- Стенка вагона была не очень прочная. Глядите... - Он поднял
метровую плиту трехдюймовой толщины из армированного металлом пластика и
слегка надавил ее пальцем. Плита тотчас раскололась пополам. - Я учту это
впредь, - пообещал он.
Представитель юпитерианского правительства, немного сбавив тон,
сказал:
- Все равно вагон был бы уничтожен после того, как вы осквернили его
своим пребыванием. - Он помолчал, а затем продолжал: - Жалкие создания.
Нам, юпитерианам, чуждо вульгарное любопытство касательно низших существ,
но наши ученые нуждаются в фактах...
- Мы целиком согласны с вами, - приветливо отвечал ему Третий робот,
- мы тоже интересуемся фактами.
Юпитерианин проигнорировал его слова.
- У вас, видимо, нет органов ощущения массы. Каким же образом вы
опознаете отдаленные предметы?
Третий робот сразу заинтересовался:
- Вы хотите сказать, что вы ощущаете массу тела непосредственно?
- Я здесь не затем, чтобы отвечать на вопросы всяких... на ваши
наглые вопросы относительно нас.
- Я понял так, что предметы с очень малой массой для вас прозрачны
даже при отсутствии излучения. - Третий робот обернулся ко Второму и
сказал: - Так вот, оказывается, как они видят. Их атмосфера так же
прозрачна для них, как космическое пространство.
Юпитерианин вновь начал отстукивать:
- Отвечайте на мой вопрос, или мое терпение истощится и я прикажу вас
уничтожить!
Третий робот тотчас сказал:
- О юпитерианин, мы ощущаем лучистую энергию и при желании можем
настроиться на любую длину волны по всему электромагнитному спектру
кол!hitrost!hitrost!hitrost!hitrostий. В настоящий момент мы видим на далекое расстояние путем
излучения радиоволн, а на близкое - посредством... - он замолчал и
обратился ко Второму роботу: - В коде есть обозначение для гамма-лучей?
- Насколько мне известно, нет, - отвечал Второй.
Третий робот опять обратился к юпитерианину:
- На близком расстоянии мы используем другой вид излучения, для
которого в коде нет соответствующего слова.
- Из чего состоит ваше тело? - спросил тот.
Второй робот шепнул Третьему:
- Он, видимо, хочет узнать, почему его орган ощущения массы не может
проникнуть сквозь нашу кожу. Ты же знаешь, высокая плотность. Следует ли
сообщать ему об этом?
Третий робот неуверенно ответил:
- Люди нам ничего не говорили о том, какие сведения нам нужно держать
в секрете. - А потом отстучал юпитерианину: - Мы состоим главным образом
из иридия. Кроме того, в нас есть и медь, и олово, немного бериллия и
масса других элементов.
Юпитериане отшатнулись, и по еле уловимому трепету различных
сегментов их невыразимо страшных тел было видно, что они о чем-то
оживленно переговариваются, хотя никто не издал и звука.
Затем правительственный чиновник вновь обратился к роботам:
- Существа с Ганимеда! Мы решили провести вас по некоторым нашим
фабрикам, чтобы показать вам хотя бы ничтожную часть наших величайших
достижений. Потом мы отпустим вас назад на Ганимед, с тем чтобы вы там
сеяли уныние и страх среди остального сбро... остальных живых существ.
Третий робот шепнул Второму:
- Заметь особенность их психического склада. Им обязательно нужно
доказать свое превосходство. И все лишь ради поддержания собственного
престижа.
А затем он отстучал с помощью кода:
- Благодарим за предоставленную возможность.
Однако престиж был поддержан, в чем роботы довольно быстро убедились.
Демонстрация сил была похожа на поездку и осмотр Всемирной выставки.
Юпитериане показывали каждую мелочь и объясняли буквально все, охотно
отвечая на вопросы, так что Первый робот сделал сотни заметок, весьма
неутешительных для землян.
Военный потенциал только этого так называемого захолустного города в
несколько раз превышал потенциал Ганимеда. Десяток таких городов мог
произвести столько продукции, сколько не производило все межпланетное
государство землян. А ведь это была ничтожная часть той военной силы,
которую мог выставить весь Юпитер.
Первый робот толкнул Третьего локтем, и тот обернулся:
- Ну, что тебе?
Первый серьезно спросил:
- Если у них есть силовые поля, то людям на Земле несдобровать, ведь
так?
- Боюсь, что так. А почему это тебя вдруг заинтересовало?
- Да потому, что они не показали нам правое крыло здания. Может быть,
именно там изготавливаются силовые поля. Если так, то, видимо, они хотят
сохранить это в тайне. Хорошо бы выяснить. Ведь ты сам понимаешь, это
основное.
Третий мрачно посмотрел на Первого:
- Может, ты и прав. Во всяком случае, упускать ничего нельзя.
Они как раз шли по огромному сталеплавильному заводу, разглядывая
стофутовые балки из стойкой к воздействию аммиака кремнистой стали,
которые завод выдавал по двадцать штук в секунду.
Третий робот равнодушным тоном спросил юпитерианина:
- Скажите, а что находится в том крыле?
Правительственный чиновник проконсультировался у администратора
завода и сказал:
- Там термический цех. Множество технических процессов требует
высоких температур, которых не выдержит ни один живой организм. Вот почему
этими процессами управляют дистанционно.
Он направился к перегородке, от которой так и несло жаром, и показал
на маленькие круглые отверстия, закрытые каким-то прозрачным материалом.
Сквозь эти отверстия проникали дымчато-красные нити света - за стеной
сквозь густой, мглистый воздух цеха виднелись пылающие горны.
Первый робот бросил недоверчивый взгляд на юпитерианина и отстучал:
- Ничего, если я зайду внутрь и осмотрю все как следует? Меня это
очень заинтересовало.
Третий робот сказал:
- Брось дурить. Они не соврали. Впрочем, если хочешь, то валяй,
только не задерживайся, нам надо еще многое успеть посмотреть.
- Вы, видимо, не представляете, какая там жара, - сказал юпитерианин.
- Вы же там сгорите.
- О нет, - пренебрежительно заявил Первый робот, - нам жара нипочем.
Юпитериане немного посовещались между собой, затем ритмичная работа
завода была нарушена столь непредвиденным случаем и началась суматоха.
Установили экраны из теплопоглощающих материалов и открыли заслонку,
которую до этого во время работы горнов ни разу не открывали. Первый робот
вошел внутрь, и за ним тут же закрыли заслонку. Юпитериане прильнули к
прозрачным окошечкам. Робот подошел к ближайшей плавильной печи и пробил
летку. Поскольку он ростом немного не вышел и не мог сверху заглянуть в
печь, то он наклонил ее и выпустил часть жидкого металла в разливочный
ковш. Он с любопытством взглянул на содержимое ковша, затем погрузил в
него руку по локоть и начал мешать расплавленный металл, желая установить
его консистенцию. Покончив с этим, он вытащил руку из ковша, стряхнул
капли сверкающего металла на пол и обтер кисть руки об одно из своих шести
бедер. Затем медленно прошелся вдоль плавильных печей и просигналил, чтобы
его выпустили.
Когда он вышел из термического цеха, юпитериане отступили на
приличное расстояние и обдали его струей жидкого аммиака, который, шипя и
пенясь, испарялся до тех пор, пока температура тела у робота не снизилась.
Первый робот, не обращая ни малейшего внимания на аммиачный душ,
сказал:
- Они не соврали. Никаких силовых полей там нет.
Третий робот начал было отчитывать его:
- Понимаешь ли... - но Первый немедленно прервал его:
- Не зря же я старался. Люди приказали нам выяснить все, разве не
так? - И обратившись к юпитерианину, он отстучал решительно: - Послушайте,
а юпитерианская наука получила силовые поля?
Прямота Первого робота была естественным следствием менее развитых
умственных способностей. Два его товарища знали об этом и поэтому решили,
что возражать бесполезно.
Юпитерианский чиновник постепенно выходил из состояния транса;
невольно создавалось впечатление, что он тупо уставился на руку робота, ту
самую, которую тот опускал в расплавленную сталь. Наконец он медленно
произнес:
- Силовые поля?! Так это они вас главным образом интересуют?
- Да, - отчеканил Первый робот.
К юпитерианину прямо на глазах возвратилась самоуверенность, и он
резко отстучал:
- Эй вы, сброд, пошли!
Третий робот заметил Второму:
- Ну вот, мы опять сброд. Похоже, что нас ждут неприятные вести.
Второй с грустью согласился.
События разворачивались на самой окраине города - в той части жилого
массива, которую на Земле назвали бы пригородом, - в одном из
взаимосвязанных между собой зданий, весьма отдаленно напоминавших земной
университет.
Никаких ответов и объяснений не давалось. Официальный представитель
юпитерианского правительства быстро шел впереди, а роботы следовали за ним
в полном убеждении, что сейчас они увидят самое худшее.
Конечно, не кто иной, как Первый робот, остановился перед раздвинутой
частью стены, после того как остальные прошли.
- Что это такое? - спросил он.
Помещение было заставлено низкими маленькими скамейками, юпитериане
крутились возле странных приборов, основную часть которых составлял мощный
электромагнит длиной в дюйм.
- Что это такое? - опять спросил Первый робот.
Юпитерианин нетерпеливо обернулся.
- Это учебная биолаборатория для студентов. Вам она ни к чему.
- Но чем они тут занимаются?
- Изучают микрофлору. Вы что, микроскопа никогда не видели?
В разговор вмешался Третий робот:
- Видели, но другого типа. Наши микроскопы помогают органам зрения,
чувствительным к энергии, и действуют за счет преломленных лучей. Ваши же,
очевидно, основаны на принципе расширения массы. Весьма остроумно.
Первый робот спросил:
- Можно, я посмотрю некоторые ваши образцы?
- Да что в этом проку? Вы не можете пользоваться нашими микроскопами
из-за своих сенсорных ограничений, и нам придется выкинуть образцы.
Бросьте ерундить.
- Но мне и не нужен микроскоп, - удивленно возразил робот. - Я легко
могу перестроиться и буду видеть не хуже, чем в микроскоп.
Он подошел к ближайшей скамейке, а все студенты отступили в дальний
угол, чтобы не осквернить себя. Первый робот отодвинул юпитерианский
микроскоп в сторону и начал внимательно разглядывать предметное стекло.
Озадаченный, он отошел, взял второе стекло, третье... четвертое...
Вернувшись к ожидающим, он спросил юпитерианина:
- Я полагаю, образцы под микроскопами - живые, не так ли? Я имею в
виду тех маленьких червячков...
Юпитерианин ответил:
- Разумеется.
- Странно, стоит мне на них взглянуть, как они тут же подыхают.
Третий робот обратился к двум своим товарищам:
- Мы же забыли, что испускаем гамма-лучи. Первый, пойдем-ка отсюда
поживей, а то все образцы под микроскопом передохнут. - И он повернулся к
юпитерианину: - Боюсь, что наше дальнейшее пребывание здесь может
оказаться гибельным для более слабых форм жизни. Лучше нам уйти отсюда.
Надеюсь, образцы не слишком трудно будет заменить. И коли на то пошло, вам
тоже лучше держаться подальше от нас, а то как бы наше излучение не
подействовало и на вас. Как вы себя чувствуете, нормально?
Юпитерианин двинулся прочь в гордом молчании, однако следует
заметить, что с этого момента он стал держаться от них подальше.
Больше не было сказано ни слова, пока роботы не вошли в огромный зал.
В самом центре его, несмотря на мощные силы притяжения Юпитера, висели в
воздухе без всякой поддержки (точнее, с невидимой поддержкой) огромные
бруски металла.
Правительственный чиновник отстучал:
- Вот вам ваше силовое поле в его окончательном виде. Внутри этой
сферы вакуум, так что поле выдерживает давление нашей атмосферы плюс такое
количество металла, вес которого равен массе двух больших космических
кораблей. Ну, что вы на это скажете?
- Скажу, что теперь вы получили возможность выйти в космос, - ответил
Третий робот.
- Правильно. Ни один пластик, ни один металл не удержат вакуум при
нашем атмосферном давлении, а силовое поле - пожалуйста. И сфера силового
поля будет нашим космическим кораблем. В течение года мы построим сотни
тысяч таких кораблей. Затем тучей двинемся на Ганимед и расправимся с так
называемыми разумными тварями, которые претендуют на мировое господство.
- Люди на Ганимеде никогда не претендовали... - начал было Третий
робот.
- Молчать! - цыкнул на него юпитерианин. - А теперь возвращайтесь на
свой Ганимед и расскажите всем, что вы тут видели. Те маломощные силовые
поля, какие, к примеру, имеются на вашем корабле, не устоят против наших,
потому что самый маленький наш корабль по величине и мощи будет в сотни
раз превосходить ваши корабли.
- Тогда нам ничего больше не остается, как вернуться с этим
сообщением, - ответил Третий робот. - Пожалуйста, доставьте нас обратно к
нашему кораблю, и мы распрощаемся. Но между прочим, да будет вам известно,
вы кое-что недопоняли. У нас на Ганимеде, конечно, есть силовое поле, но
на нашем корабле его нет. Нам оно просто не нужно.
Робот повернулся и знаком приказал своим товарищам следовать за ним.
Некоторое время они молчали, а потом Первый робот удрученно пробормотал:
- Давайте попробуем разрушить эту установку.
- Не поможет, - ответил Третий робот. - Они задавят нас числом. Так
что бесполезно. В течение ближайшего десятилетия с нашими хозяевами будет
покончено. Устоять против юпитериан невозможно. Их слишком много. Пока они
были привязаны к Юпитеру, человечество находилось в безопасности. А
сейчас, когда у них силовые поля... Мы можем лишь доставить людям эту
печальную весть. Часть людей, конечно, еще сможет продержаться некоторое
время в тайных убежищах, ну а потом...
Город остался позади. Роботы вышли на открытую равнину неподалеку от
озера, туда, где на горизонте темным силуэтом вырисовывался их космический
корабль, когда юпитерианин вдруг произнес:
- Эй вы, сброд! Вы сказали, что ваш корабль не имеет силового поля?
Третий робот равнодушно ответил:
- Нам оно не нужно.
- Как же тогда ваш корабль выдерживает космический вакуум? Ведь
разность давлений должна разорвать его на куски!
И он изогнул щупальце, словно желая этим немым жестом дать понять,
какова юпитерианская атмосфера, которая давит на вас с силой двадцать
миллионов фунтов на квадратный дюйм.
- Все это очень просто, - ответил ему Третий робот. - Наш корабль не
герметизирован. Давление, что внутри, что снаружи - одинаковое.
- Даже в космосе? В вашем корабле вакуум? Вы лжете!
- Пойдите и убедитесь сами. Ни силового поля, ни герметичности. Что
же в этом удивительного? Мы не дышим. Свою энергию мы получаем прямо из
атомной. Есть воздух, нет его - нам это безразлично, и в вакууме мы
чувствуем себя не хуже, чем рыба в воде.
- Но абсолютный нуль?
- Какое это имеет значение? Мы стабилизируем температуру своего тела.
Окружающая температура нас не интересует. - Он помолчал, а затем добавил:
- Ну, мы пойдем на корабль. Прощайте. Мы передадим людям на Ганимеде ваше
заявление: война не на жизнь, а на смерть!
Однако юпитерианин сказал:
- Подождите немного. Я скоро вернусь.
Он повернул назад и поспешил в город.
Роботы остановились и стали молча ждать.
Прошло не меньше трех часов, прежде чем вернулся представитель
центрального правительства Юпитера, а вернулся он запыхавшись. Он
остановился, как обычно, в десяти футах от роботов, а затем пал ниц и в
такой униженной позе пополз к ним. Он ничего не говорил до тех пор, пока
его резиноподобная серая кожа не коснулась их, а затем отстучал покорно и
уважительно:
- Досточтимые сэры! Я связался с главой нашего центрального
правительства, который лишь теперь узнал обо всех обстоятельствах дела, и
смею вас заверить, Юпитер хочет только мира.
- Прошу прощения, что вы сказали? - безучастно спросил Третий робот.
- Мы готовы возобновить контакты с Ганимедом и рады сообщить вам, что
никаких попыток выйти в космос мы предпринимать не будем. Наши силовые
поля будут использованы только для нужд самого Юпитера.
- Но... - заикнулся было Третий робот.
- Наше правительство охотно примет любого человека, которого наши
досточтимые братья, люди на Ганимеде, пожелают к нам послать. Милостивые
государи, если вы теперь удостоите нас чести и поклянетесь жить в мире...
К Третьему роботу протянулось покрытое чешуей щупальце юпитерианина,
и тот, словно ошеломленный, пожал его. То же самое сделали Второй и
Первый, когда им были протянуты два других щупальца.
Юпитерианин торжественно провозгласил:
- Да здравствует вечный и нерушимый мир между Юпитером и Ганимедом!
Космический корабль, протекавший как решето, вновь находился в
открытом космосе. Давление и температура опять упали. Роботы все смотрели
на огромный, постепенно уменьшающийся шар под названием Юпитер.
- Они, конечно, искренне предлагали мир, - заметил Второй робот, - и
мне очень приятно, что они повернули на 180 градусов, но я никак не могу
понять, в чем тут дело.
- Я думаю, юпитериане вовремя опомнились и поняли, сколь пагубна
мысль о причинении зла людям, нашим хозяевам, - заметил Первый робот. -
Так что все объясняется весьма просто.
Третий робот глубоко вздохнул и сказал:
- Видите ли, тут проблема чисто психологическая. Эти юпитериане
обладают комплексом превосходства толщиной в милю, так что, когда им не
удалось уничтожить нас, они пошли на все, только бы спасти свой престиж.
Всякие их выверты, объяснения и рассказы были типичным бахвальством, чтобы
пустить нам пыль в глаза, чтобы мы смирились перед их мощью и
превосходством.
- Все это понятно, - прервал его Второй робот, - и все же почему...
Третий продолжал:
- Но получилось совсем не так, как они рассчитывали. Они преуспели
только в том, что убедились - мы их во всем превосходим: мы не тонем, не
едим и не спим, расплавленный металл нам не вредит. А отсутствие
герметичности на нашем корабле потрясло их, сыграло роковую роль. Их
последним козырем было силовое поле. Но когда выяснилось, что мы в нем
вообще не нуждаемся и можем жить в вакууме при абсолютном нуле, - это их
совсем доконало, тут все и рухнуло.
Третий робот помолчал, а потом философски изрек:
- Когда комплекс превосходства так вот рушится, то это уж навсегда.
Второй робот после некоторого раздумья сказал:
- Но все это еще ничего не объясняет. Чего им беспокоиться о том, что
мы можем или не можем? Ведь мы всего лишь роботы. Воевать-то им придется с
людьми.
- В этом-то все дело, приятель, - мягко ответил Третий робот. - Мне
это пришло в голову, только когда мы покинули Юпитер. Ты знаешь, по своей
оплошности, совершенно непреднамеренной, мы совсем забыли им сказать, что
мы только роботы.
- Так никто же нас об этом не спрашивал, - сказал Первый робот.
- Правильно. Поэтому они считали, что мы и есть настоящие люди и что
остальные земляне подобны нам.
Он взглянул еще раз на Юпитер и глубокомысленно заметил:
- Не удивительно, что они решили поджать хвост.
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
В казармах почти никого не было. Пятеро офицеров городского гарнизона, игравших в карты, встретили появление Негоро непонимающими взглядами.
- Это как понимать? - кивнул один из них на золотого дракончика.
- Да вот, мой дракон чуть ли не на коленях вымолил... - смущённо признался воин. - Его поймал Оуэн и собирался зажарить.
Малыш прижимался к ногам человека, в страхе оглядываясь.
- И что теперь с ним делать? - с интересом спросил офицер. Другой наклонился к дракончику и погладил по здоровому крылу.
- Вроде, мой Волк собирается его усыновить, - усмехнулся Негоро.
- Да ну?... - усомнился офицер. - Золотого дракона?
- Это теперь его проблема, - пожал плечами Негоро. - Ребята, я за бинтами пришёл.
- Держи, - белая кожаная сумка перелетела через комнату. - Крыло перевязать?
- А что ещё... До вечера.
- Пока, пока... - офицеры вернулись к игре.
Синий дракон тревожно ходил по двору.
- Ну, как?! - при виде живого и невредимого дракончика, пасть Волка растянулась в улыбке. - Его нормально приняли?!
Негоро вздохнул.
- Ох, натерпимся мы с тобой... - он подсадил малыша на спину синего дракона и запрыгнул следом. - Волк, на озеро.
Воздух застонал под крыльями.
Некоторое время они летели молча. Золотой дракончик вцепился всеми когтями в седло и неподвижно лежал, Волк парил в восходящих потоках тёплого вечернего воздуха. Негоро размышлял.
- Тебя хоть как зовут- то? - спросил он у малыша. Дракончик несмело поднял синие глаза на человека.
- Кром... Кром, сын Хирсаха.
- Хирсах? - Волк рассмеялся. - Из Даналона? Жаль, он не попался мне во время войны... Уж я бы повыдёргивал шипы из хвоста этого выскочки.
- Отец говорил не так... - тихо ответил дракончик.
- Да уж наверное! - фыркнул Негоро. Синий дракон со свистом заложил вираж по направлению к большому озеру, блестевшему неподалёку от города.
- Как ты попал в лапы Оуэна? - спросил Волк. Малыш задрожал.
- Мы со Звёздочкой полетели в горы, искать золото... - дракончик всхлипнул. - Там была пещера, а из пещеры звал на помощь дракон! Звёздочка бросилась на выручку, и... и... копьё с потолка... - он не смог продолжить. Синий дракон угрюмо отвернулся.
- Люди... - прошептал Волк. - Люди...
Негоро молча положил руку на крыло малыша.
- Люди бывают разные, Кром. - сказал он серьёзно. - Тебе не повезло, ты наткнулся на подонка. Но среди нас есть и благородные, честные воины.
- Жаль, что их не так много, - внезапно отозвался Волк. - Драконы и люди могли бы жить в мире.
- У нас никто не убивает драконов... - тихо сказал дракончик. - В Даналоне нет охотников и убийц.
- Как же, никто! - Волк гневно рявкнул. - Я хорошо помню дерево, на котором висели двое детей с вырванными языками!
- Но... но... это не мы! - попытался Кром. - Отец рассказывал мне ту историю, он говорил, это сделал чёрный дракон Дарк!
- Хватит разговоров - оборвал Негоро. - Волк, снижайся. Надо вымыть вас обоих, да и мне не помешает. Ты не забыл, куда мы идём завтра утром?
- Не забыл.
Синий дракон спикировал к озеру.
- Как я могу это забыть, Негоро.
- Вот и отлично. - воин спрыгнул на песок. - Сумеешь сам помыть малыша?
- Я не лошадь. Сумею.
- Ну так вперёд. И смотри, поосторожней с крылом.
Фыркнув, синий дракон длинным прыжком покрыл десять метров над водой и скрылся в волнах. Маленький Кром с опаской оглянулся на человека.
- Вы правда не убьёте меня? - спросил он тихо.
Негоро опустился на корточки.
- Мы не убиваем детей, - мягко ответил человек. - Воины лорда Кангара не убийцы. Не суди о всех по одному, малыш - такие как Оуэн нечасто встречаются. Будь моя воля...
Воин вздохнул.
- Эх... Покажи крыло.
Рана была довольно скверной. Заметив ровные, неестественные края разреза в перепонке, Негоро стиснул зубы.
- Это сделал Оуэн? - мрачно спросил драконер. Кром кивнул.
- Он привязал меня в пещере и мечом ударил по крылу... - дракончик опустил голову. - Было так больно... Я не выдержал, кричал... А он...
- Знаю. - угрюмо прервал человек. - Он ждал, когда на крик бросится дракон. Ну, не плачь... - Негоро погладил малыша по голове. - Всё кончилось, больше тебя никто не обидит. А сейчас потерпи...
Привычные пальцы воина стянули края раны и наложили один на другой. Дракончик вздрогнул, когда Негоро заклеил порез широкой мягкой лентой, предназначенной для лечения раненных в крылья драконов. Человек умело дезинфицировал рану.
- Не горюй, через три- четыре дня станешь как новенький, - воин потрепал дракончика по шее. - А сейчас иди, купайся. За крыло не волнуйся, лента стойкая к воде и очень мягкая. Завтра утром ты должен быть чистый и красивый.
Маленький дракон несмело улыбнулся.
- Спасибо вам.
- Иди, иди... - воин тяжело вздохнул.
Некоторое время Негоро молча смотрел на счастливых драконов, резвящихся в воде. Волк играл с Кромом, подбрасывал его в воздух... Низкий, могучий смех и рычащие слова драконьего языка. Человек вздохнул.
"Что я скажу Такаре?", - подумал воин. - "Что вместо новых доспехов купил юного дракона? Вдобавок золотого? Н- да... Немногому же меня научила война. Но ведь он - просто ребёнок, напуганный, слабый, наивный... Как можно переносить ненависть на детей, как?..."
Тяжело вздохнув, Негоро сбросил одежду и присоединился к играющим драконам. До позднего вечера он драил чешую Волка и осторожно мыл Крома, осматривал крыло золотого дракончика и чистил зубы синему. Привычная работа.
Ночью, лёжа на кровати в своей маленькой комнатке и ощущая под рукой тёплое тело дракончика - на ночь Негоро взял малыша в дом - человек долго не мог заснуть. За окном выл ветер.
"А что, если драконы поменяются с нами местами?" - думал Негоро. - "Ведь некогда они правили нашим миром... А теперь остатки древней расы служат людям. Но что, если так не везде?... Если где-нибудь осталась древняя, могучая страна крылатого народа?..."
Он поёжился.
"Плохо же придётся людям в этом случае..."
Вздохнув, Негоро повернулся на бок и провалился в сон.
Ему ничего не снилось.
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
Утром Негоро проснулся в отличном настроении. Накормив дракончика, человек с некоторым трудом посадил его на плечи и вышел во двор казарм. Солдаты встретили Крома смехом и шуточками.
- Нег, это кто? - с неподдельным интересом спросил Джок. Низенький стражник мыл руки в большой бочке с водой.
- Это? - воин улыбнулся. - А пусть он сам ответит.
Дракончик боязливо прижался к человеку.
- Я Кром... Кром, сын Хирсаха.
С лица Джока моментально исчезла улыбка.
- Кто? - переспросил он недоверчиво.
- Золотой дракон. - ответил Негоро. - Вчера я купил его у охотника.
Стражник подошёл к дракончику и осторожно погладил.
- Сын Хирсаха... - потрясённо прошептал Джок. - Но как он здесь оказался?...
Негоро нахмурился.
- Оуэн использовал малыша вместо наживки.
На мгновение Джок стиснул кулаки. Однако выражение холодного бешенства моментально покинуло чёрные глаза; стражник угрюмо кивнул.
- Понятно. Что ж, поздравляю с покупкой.
Негоро усмехнулся.
- Ты не меня, ты Волка поздравь. Кром теперь его приёмный сын.
- Синего дракона?! - изумление Джока было неподдельным.
- Я тоже удивлён, - признался Негоро. - Волк оказался куда благороднее, чем я о нём думал.
- Да... Сегодня день сюрпризов.
Стражник отошёл к бочке и продолжил умывание. Никто не видел, какой взгляд метнул он на Негоро перед тем, как погрузить голову в воду.
Тем временем воздух засвистел под крыльями молодого дракона и Волк с разгона приземлился в центре двора. Солдаты недовольно прикрыли глаза от пыли.
- Кром! - дракон широко улыбнулся. - Доброе утро, Негоро.
- Привет, привет... - воин с трудом снял дракончика с плеч и усадил в седло. - Сегодня ты сверкаешь как синее золото.
- Я и есть синее золото, - Волк даже не смотрел на человека, отдавая всё внимание Крому. - Золотые и синие драконы - цветовая разновидность одной расы.
- Даже так?
Человек подцепил к седлу парадные ленты и провёл их вдоль спинного гребня шипов. Волк с удивлением оглянулся.
- Куда ты собрался?
- Во дворец, конечно.
Дракон отшатнулся.
- Негоро, опомнись. Ты же не собираешься брать Крома во дворец?!
Малыш с тревогой оглянулся на воина. Тот задумался.
- Хммм... Но не оставлять же его здесь.
- Я присмотрю за драконом, - внезапно сказал Джок. Он неслышно подошёл сзади. - Не беспокойся.
Волк с сомнением оглядел стражника с ног до головы и повернулся к Негоро.
- В драгнизоне за ним присмотрят лучше, накормят и позаботятся о крыле.
Джок стиснул зубы.
- Не указывай мне что делать, ящерица!
- Джок, прекрати. - примирительно вскинул руку Негоро. - Волк прав, за дракончиком лучше всех присмотрит драконесса. Вот только успеем ли мы...
- Я быстро!
- Надеюсь.
Воин запрыгнул в седло и махнул друзьям.
- Пожелайте нам удачи во дворце!
- Ни пуха...
- Бывай, Нег!
- Чтоб все стрелы мимо тебя летели!
- Счастливо.
Сапфировые крылья взвихрили воздух. Дав почётный круг над казармами, Волк резко набрал скорость и помчался на север. Золотой дракончик осторожно расправил здоровое крылышко.
- Я смогу снова летать? - спросил он с надеждой. Негоро рассмеялся.
- Сможешь, сможешь... Вы на редкость живучее племя. Однажды на моих глазах дракону оторвали крыло и сломали спину, так что думаешь? Через три месяца был как новенький!
- Не напоминай о тех месяцах... - Волк вздрогнул. - до сих пор не понимаю, как я выжил.
- Зато я хорошо понимаю, - усмехнулся Негоро. - Потому что за те месяцы влез по уши в долги, покупая для искалеченного дракона еду и снадобья. Может, вспомнишь?
- Я всё помню, человек. - тихо ответил дракон. - Всё.
- Вот и хорошо.
Дальнейший путь до драгнизона Танталаса они проделали молча. Широкое, приземистое здание драконьего "детского сада" располагалось недалеко за городскими стенами, на берегу небольшого пруда. Стремительно приземлившись, Волк сложил крылья и направился к воротам.
Угрюмое здание драгнизона окружал тройной частокол из каменного дерева; двенадцать сторожевых башен с тяжёлыми станковыми арбалетами днём и ночью охраняли молодых драконесс и совсем юных драконов, не достигших возраста четырнадцати лет.
Драгнизоны служили залогом послушания главного оружия Тангмара - взрослых драконов и драконесс. В случае неповиновения или предательства дракона, специально тренированные палачи безжалостно убивали его детей; а если бунтарь был бездетен - детей его близких родичей или друзей. Это была настолько страшная угроза для драконов, что последняя попытка вернуть свободу насчитывала уже пятьсот лет. После самоубийства великого Сумрака, не перенёсшего смерть своей возлюбленной, драконы потеряли последние надежды на возвращение свободы.
В отличие от Тангмара, его главный противник, могущественное королевство Даналон, использовало добровольные армии драконов. Впрочем, "свобода" и там была не слишком реальна; драконы были вынуждены служить королю Даналона, так как в противном случае Тангмар немедленно захватил бы страну и уничтожил их.
Драконы Ринна делились на две большие группы рас. Золотые, серебряные, бронзовые и медные назывались металлическими драконами, в то время как синие, чёрные, красные и зелёные носили общее имя хроматовых. В древности никакого разделения не существовало; однако история порабощения крылатых сослужила им пло!hitrost!hitrost!hitrost службу. Из- за того, что Даналон испокон веков использовал лишь металлических драконов, а Тангмар - хроматовых, между группами существовала вражда. Хроматового дракона в Даналоне ждала бы неминуемая смерть при встрече с людьми, и очень вероятная смерть при встрече с драконами.
"Как и металлического у нас" - внезапно подумал Негоро. Но ведь вот, прямо перед ним вцепился в седло маленький золотой дракончик.
- Волк, притормози, - Негоро задумчиво огладил подбородок. - Ты уверен, что твои сородичи не убьют малыша?
- Не понял?! - поразился дракон.
- Он золотой расы, Волк. Наш враг.
Синий дракон остановился.
- Это ребёнок, Негоро. Ни один дракон, никогда не причинит ребёнку вреда.
- Ты так уверен?
- Я просто знаю.
Волк вздохнул.
- Это трудно объяснить на вашем языке... Для дракона сама мысль - обидеть ребёнка - недоступна, Негоро. Защита детей у нас в крови, мы рождаемся такими, это инстинкт. Разве ты не знаешь, как пала наша страна, древний Ареал Драэнор?
Человек усмехнулся.
- Ты веришь этим сказкам?
- Драэнор не сказка! - дракон от волнения дёрнул хвостом. - Две тысячи лет назад мы не были рабами! Мы жили в огромной, свободной стране! История Драэнора передаётся из поколения в поколение, я могу рассказать о каждом сражении, каждом подвиге, каждой...
Волк запнулся.
- О каждой подлости людей... - закончил он тихо.
Негоро покачал головой.
- Как-нибудь потом расскажешь. Пока же, ответь на вопрос о Кроме.
- Но я отвечаю! - синий дракон нервно переступил с ноги на ногу. - Защищать детей нас учат с рождения, вся наша культура пронизана этим! Драконята семь лет после рождения не могут летать, они беспомощны и уязвимы, поэтому испокон веков, для всех драконов нет большей святыни, чем жизнь ребёнка. В нашем языке даже нет слова "воин", только "защитник"! Там, где отступит инстинкт - наследие древнейших времён, когда дикие драконы защищали детей от хищников - там в действие вступает воспитание.
Волк опустил голову.
- Люди постоянно пользуются нашей слабостью, - сказал он тихо. - Вы поработили нас, охотники ловят драконов с помощью наживки из раненого ребёнка... Почти все крылатые теряют контроль над собой, видя ребёнка в опасности; надо иметь очень сильную волю, мощный разум и холодную кровь, чтобы удержаться от немедленной попытки спасти малыша. Это хорошо усвоили охотники.
Кром вздрогнул и покрепче прижался к седлу. Синий дракон с болью закрыл глаза.
- Мы не сможем жить в мире, пока люди убивают детей. Это - не прощают. За такое рвут крылья!!!
Повисла напряжённая тишина.
- Кому ты намерен рвать крылья, Волк? - мрачно спросил человек. - Крому? Больше здесь ни у кого крыльев нет.
Дракон опомнился.
- Прости... - он понурил голову. - Прости, хозяин. Я забылся. Поверь, ни один из нас, никогда не причинит Крому вред.
Негоро помолчал.
- На войне мы видели совсем иную картину, - заметил он спокойно. Дракон стиснул зубы.
- Крылатые не убивают детей, - яростно повторил Волк. - То, что мы видели, совершали люди!
- Ну, ну... Поторопись, мы опаздываем.
У ворот их остановила стража. Негоро молча показал дракончика и солдаты расступились; Волк проследовал за ограждение.
- Надо найти Флэр, она не откажет, - пробормотал дракон. - Негоро, подожди здесь.
- Не задерживайся.
Довольно долго воин ходил взад- вперёд. Наконец, из широких дверей барака показался молодой синий дракон.
- Кром! - позвал он.
Малыш доверчиво подбежал к Волку.
- Один день тебе придётся побыть здесь, - ласково сказал дракон. - Веди себя тихо и самое главное - не выходи из барака.
- Хорошо, Волк, - кивнул дракончик. - Я буду тихим и послушным.
- Умница.
Дракон улыбнулся.
- Вечером я тебя заберу, а завтра утром отвезу домой, в Даналон.
- Что?! - Негоро раскрыл рот. - Волк, ты спятил?
- Потом объясню. Пошли, малыш.
Вновь ожидание.
- Ещё чуть- чуть, и я отправился бы во дворец один, - возмущённо заметил Негоро. Угрюмый дракон молча отвёл крыло и согнул лапу, помогая человеку забраться в седло.
- Летим наконец!
Свист крыльев.
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
Улыбнуться небу

1

*

Иван Скляров слепо щурился в монитор. Время от времени снимал очки и тер воспаленные глаза. Он дико устал и желанным объектом считал твердую армейскую койку, ставшую для него единственным уютным местом на всей базе. "Домучить эти минуты - и спать, спать, спать", неприятно стучало в голове в такт мигающим светодиодам на панели управления. Иван закрыл глаза, взъерошил седые волосы, пятнадцать лет назад еще бывшие черными, и откинулся на спинку кресла. Именно в тот дождливый день его нога первый раз вступила на американскую землю, закрепив рядом с именем приставку "эмигрант".
Скляров не любил вспоминать то моросящее утро далекого 89-ого года, но в последнее время оно громогласным эхом возвращалось к нему все чаще и чаще, отдаваясь болью в висках. С каждым разом отзвуки былого переносились сложнее и сложнее. Казалось, это было в какой-то другой жизни, еще в прошлом веке, в прошлом тысячелетии. Тот день действительно остался в прошлом тысячелетии: он бросил воспитавшего его дядю, зримые перспективы в институте, друзей, квартиру и большую коллекцию монет, что для него было равносильно расставанию с любимой. Иван просто исчез; даже его девушка, которая могла стать женой, толком ничего не знала. В последнюю встречу он молча отдал ей всю свою коллекцию монет, держа в другой руке выпитую наполовину бутылку "Столичной", и ушел. Послезавтра он уже будет спускаться с трапа, опьяненный успехом и экзотическим виски, напоследок робко оглянется. "Вернись в самолет, дурень!", - хотел бы сейчас крикнуть Иван тому наивному парню, которого в аэропорту чужой страны встречали только туман и враждебно бьющие по лицу холодные капельки дождя. Конечно же, обратно в салон он не вернулся, а жадно, как пескарь, выброшенный удильщиком на сушу, вдыхал новый воздух, не догадываясь, что его сжарят в кипящем масле на сковороде и съедят. Пахло бумагой, железом, бензином, водкой, старым затертым пиджаком, гуталином - чем угодно, даже неизведанной свободой, которой так и не удалось вкусить, но только не родным новгородским дождем. Ученый вдруг испугался, что за пятнадцать лет он совсем забыл этот неповторимый запах.
Но больше всего он боялся увидеть свою девушку, которая, скорее всего, давно замужем и счастлива. И забыла про свою первую любовь - дурака, сбежавшего от всех и вся. Он до сих пор любил свою ненаглядную Леночку, единственную во всей Вселенной. Ему запретили брать с собой фотографии, но ее он мог представить в любой момент: овальное личико, маленький носик, волнистые тоненькие брови над карими глазками, милая родинка на правой щеке, сильно зачесанные назад русые волосы и неподражаемая улыбка... Да, именно ее улыбка первой встретила будущего эмигранта при их последней встрече... Этот светлый образ впечатался в сознание Ивана с большой черно-белой фотографии, стоявшей в его комнате на рабочем столе, за которым он коротал "диссертационные ночи". Он ярко помнил каждую ее родинку, каждую ресничку, движения ее губ... Вот только совсем не мог Иван представить, где она, что она, как она, с кем она. Последнее - с кем Елена - он и вовсе не желал представлять!
- Думаю о тебе двадцать пять часов в сутки, - сказал через три дня после их первого свидания третьекурсник Скляров. Они познакомились в Доме культуры на танцах.
- Как это может быть, ведь в сутках только двадцать четыре часа? - искренне удивилась Лена и нахмурилась: "Вот же враль какой нашелся!" Конечно же, Иван не мог видеть, что она хмурится, но он точно это знал, чувствовал, слышал.
- А я встаю специально на час раньше, чтобы о тебе подольше думать, - отшутился давно заготовленной фразой влюбленный парень. Девушка была очарована на всю жизнь...
"Я обязательно тебя найду, когда вернусь. Нет, вернее так: я обязательно вернусь, чтобы тебя найти". Почему-то была уверенность, что Елена ждет его и простит, обязательно простит, как матери всегда прощают своих непутевых сыновей. Будто и не было этих мучительных и долгих пятнадцати лет - просто затянулась неожиданная командировка.
Мысленно выстукивая, сколько осталось до конца смены, Скляров вновь корил себя за согласие участвовать в сверхсекретном проекте Пентагона. Ему обещали деньги, большие деньги, которых хватит на безбедную старческую жизнь в каком-нибудь Пало-Альто с ежегодным отдыхом на тихоокеанском пляже Сансет-Бич. Но талантливого математика подкупило совсем другое: реальная возможность вернуться в родной город, Великий Новгород, и найти свою Середникову Елену, у которой, наверняка, давно уже другая фамилия. Но разве могла остановить эта мелочь? И очень хотелось преподавать в обычной средней школе за нищенскую зарплату, видеть радостные и порой беспокойные лица учеников, внимательно слушавших его лекции. "А еще три года торчать на этой базе - о чем я только думал?", не мог успокоиться Иван. Но ничего изменить не мог: вернуться в Россию Склярову в ближайшие годы никак не светило.
- Господи, как же я хочу домой, - по-русски, вслух, взмолился он.
Его коллеги, Марк и Дэвид, обернулись, но Иван надел очки и равнодушно пожал плечами: мол, не обращайте внимания, это я не вам... Они привыкли к этому жесту. "Еще целых тринадцать минут до прихода сменщиков!" Но что такое эти несчастные минуты в сравнении с десятками лет? Старик Эйнштейн был прав, говоря, что все относительно, включая время. Правда, задолго до него Сократ произнес: "Мерой всего является сам человек". Как странно: разные слова, разные люди, разные эпохи - но сказали ведь по сути одно и то же! Разными путями пришли к мыслям и, главное, с разных сторон к ним подходили - а смысл-то ведь один.
От этого неожиданного сравнения и вывода Скляров не услышал раздвигающихся дверей.
- Система наблюдения с "Гудзона"? - громко послышалось сзади вместо приветствия.
Пройдя биометрическое сканирование, вошел профессор Клейтон, курирующий работу всех ученых на базе NSENT. Добрый седовласый старикашка, непонятно как втянутый в эту авантюру. Он никак не походил на истинного американца: ни мыслями, ни одеждой, ни характером - вообще ничем. Хотя Скляров подозревал, что просто не успел понять, что же такое "истинный американец". Собственно, когда ему это было успевать, если из всех американцев он видел только ученых, как минимум треть из которых были такими же "истинными", как он сам. Работа, работа и только работа - вот три главных слова его жизни в США, жизни, которую хотелось перечеркнуть, жизни, которую с трудом можно было назвать настоящей. Когда-то он мечтал с самолета увидеть встречающую Статую Свободы, но за полтора десятилетия видел эту загадочную даму только на картинке в энциклопедии.
"Гудзон-31" - самый засекреченный и многофункциональный спутник-шпион, указываемый на всех документах исключительно как наностанция, о котором вне базы знали единицы. Уникальными достоинствами этого космического аппарата были его абсолютная невидимость, относительно очень маленький размер и полное управление непосредственно с Земли. Были встроены и другие уникальные технологии, например, квантовый точечный лазер и молекулярный ассемблер, которые не менее интересовали организатора этого проекта Джона Уилкока. Прошло двадцать дней с момента запуска "Гудзона", все шло идеально и строго по графику, без малейших отклонений. Еще через десять дней период проверки окончится, и спутник станут использовать военные в своих целях, о которых Скляров заставлял себя не думать.
Интересно, чем удалось подкупить Клейтона? Деньгами - вряд ли. Тот был одинок, родственников не имел, зато имел приличный счет в банке от, кажется, двадцати четырех запатентованных изобретений. Шантаж, запугивание - маловероятно. В таком возрасте невидимым резиновым ластиком жизненного опыта стирается чувство страха. По крайней мере, Клейтон на всех производил именно такое впечатление. Неужели профессор был настолько наивным и позволил себя убедить, что их совместное детище будет использоваться только во благо, во имя добра и справедливости, как бы до некрасивости пафосно это не звучало? Ивану сразу вспомнился первый фильм, который он посмотрел на новой родине, в аэропорту, ожидая маленький частный самолет, который доставил его в научный центр в Оклахоме. В этом боевике, название которого Скляров не помнил, герой Стивена Сигала крушил, кромсал, убивал, ломал руки и ноги - и все во имя добра и справедливости.
- Система наблюдения в норме, - наконец подал писклявый голос Марк, сидящий в середине, напротив входа.
- За вами нужен глаз да глаз. Марк, ты снова что-то разглядываешь? - прохрипел Клейтон.
- Так это моя работа, - ухмыльнулся тот, отложив сэндвич. - На Россию смотрю, Новгород как раз. Это, кажется, называется собор, - иронично уточнил Марк и уставился на русского коллегу, сидящего справа в пяти метрах от него.
Скляров недоверчиво обернулся, поправив очки. Все знали, что он родом из Новгорода. Молчаливый и какой-то забитый, над ним частенько подшучивали и язвили.
- Так, посмотрим дальше. Парк, наверное. Может, ты был там, а, Иван? Гулял маленьким с бабушкой... как это у вас - маленький Иванечка, - произнес Марк, сделав ударение на обе буквы "а", и вернул картинку снова на собор.
Ученый недоверчиво встал и подошел к монитору. Да, это был Софийский собор, древнейшее сооружение, которому через полста лет исполнится целое тысячелетие. "А у тебя, Америка, такого нет и никогда не будет", с детской иронией, за плечом которой скрывалось злорадство, подумал Скляров. На него продолжали как бы снизу вверх укоризненно смотреть голубые глазки-купола, в окружении белокаменных стен обретшие мистический пугающий взгляд: "Тебя же здесь крестили, Иван! Как мог ты покинуть Родину..." Наконец видео убежало в сторону, к единственному в городе парку, около Кремля. Прошло пятнадцать лет, но парк ничуть не изменился. А ведь это уже была совсем другая страна!
Дэвид тоже приблизился к главному монитору, оттолкнувшись на кресле от пола:
- Вау, останови здесь, - сразу предложил он, увидев молодую парочку недалеко от фонтана. - Влюблены, наверное, с желтыми цветами. Приблизь.
- Желтые цветы - признак разлуки, расставания, - горестно уточнил Марк.
Все трое засмотрелись на экран, как вдруг парень поднял голову и, улыбаясь, устремил взгляд прямо на них. Марк не удержался и в шутку, с гнусавым протяжным "м-м-м", показал тому язык, хорошо заметный на фоне густой черной бороды и жирных усов. Юноша, наблюдаемый по монитору, показал язык в ответ, удивив всех троих. Возникло всеобщее недоумение, и Ричард Клейтон подошел ближе, услышав веселый возглас Дэвида:
- А ну, покажи ему язык еще раз!
Марк решил подыграть другу и повторил. Через секунду на экране они увидели, как парень снова показал им язык, глядя вверх. Иван, противник баловства, отходя, предложил в шутку помахать тому юноше рукой, что Марк послушно и выполнил. Каково же было удивление подошедшего профессора, увидевшего, что на мониторе совсем юный длинноволосый мальчишка в ответ приветственно машет им рукой, что-то произнося.
- Повтори, - четко выговорил Клейтон, не веря глазам.
Марк с выжатым усилием улыбнулся и снова помахал в экран правой рукой. Через секунду парень поднял руку и тоже дружелюбно помахал, продолжая смотреть вверх, прямо на них. Потом он, видимо, обратился к подруге и через несколько секунд снова поднял голову. Ученый видел, как он шевелит губами, гипнотически смотря прямо ему в глаза. Вдруг юноша пожал плечами и небрежно махнул рукой на невидимый спутник. Экран в ту же секунду замерцал и погас. На всю базу раздался сигнал всеобщей тревоги.
До своего двадцать первого дня "Гудзону" оставалось меньше минуты...
*

С момента исчезновения уникального спутника-шпиона прошло почти трое суток. Для кого-то они проскользили незаметно и в памяти не останутся. "Было все как обычно, ничего особенного", - скажет этот кто-то, сделав задумчивое лицо. Порывшись в воспоминаниях, он не найдет там ничего интересного и стоящего внимания. Или: "Ой, милый, ты снова испачкал рукав, снимай, я отнесу в прачечную с остальным бельем". И все - на следующий день "милый" надевает рубашку и совсем не помнит о каком-то там пятнышке от кетчупа, а только о всегда заботливой любящей жене. Для всех же сотрудников засекреченный базы NSENT это пятнышко от кетчупа станет невидимым душевным шрамом, размером с долларовую монету, на запястье возле главной артерии. Еще пара миллиметров - и все, можно было погибнуть от потери крови. Например, вы решили удивить супругу и попытались, первый раз в жизни, приготовить картошку фри, с помощью ручного мультикомбайна. Должны получиться одинаковые дольки, вкусно мечтаете вы, но мокрая рука соскакивает, сгибается в запястье и скользит по острым режущим лезвиям. Кровь брызжет на пол, на упавшую только что картофелину.
Но что такое видимый, но быстро забываемый шрам на теле в сравнении с невидимым шрамом на психике, способным изменить всю жизнь далеко не в лучшую сторону?
Больше всех пришлось морально выстрадать профессору Клейтону и трем ученым, в чью смену, за минуту до ее окончания, произошло самое ужасное, что можно представить: "Гудзон" бесследно исчез, без зафиксированных электроникой причин. Невидимые шрамы этой троицы, после выяснения всех обстоятельств и пристального допроса, на теле бы походили как от неумелого обращения не то что с кухонным ножом и даже не с мультикомбайном для резки овощей, а как минимум с газонокосилкой, располосовашей всю руку в клеточку так, что после заживления на ней можно играть в "крестики-нолики". Марку Верцнеру врач-психиатр уже поставил диагноз "сумасшествие", остальные пережили последствия более спокойно и ждали своей дальнейшей участи на базе. Только Ричарду Клейтону удалось ее покинуть, чтобы лично отчитаться и передать сведения в Пентагон.
- Да мне плевать, что они ошиблись! - орал координатор проекта "Гудзон-31" Джон Уилкок, разбрасывая бумаги по кабинету. - Что мне прикажите докладывать утром президенту?!
- Думаю, пока ничего, - спокойно ответил Клейтон. Он не спал все эти дни и выглядел соответствующе, хотя для его возраста держался слишком хорошо и бодро. - Агенты перепутали, это простая случайность.
- Мне плевать, что они перепутали Великий Новгород с Нижним Новгородом и потеряли сутки! Мне плевать на этого пацана, но ведь со спутником что-то случилось, - сказал Джон так, будто сам не верил собственным словам. Его лицо исказилось, живописуя вопрос себе же: "Неужели все, что я только что сказал, правда? Ну не может такого быть!"
- Я официально заявляю, что тот мальчик ни при чем, это случайность. Я в этом уверен.
Профессор стоял, вытянувшись в позе всем известной статуэтка кинопремии Оскар, спрятав руки за спину. Он ожидал приглашения сесть и спокойно обсудить проблему и ее возможное решение. Но Уилкок картинно не был любезен и продолжал бестолково упирать с ярым натиском бронетранспортера М113, игрушечная копия которого стояла на письменном столе "босса" возле фотографии его жены и детей.
- Ах так! Ни при чем?! - неторопливо повернул Джон башню БТР пушечным дулом в сторону собеседника. - Мы расшифровали по губам, что он говорил - это не может быть простым совпадением. Да и столько совпадений?! Я ознакомился подробно с объяснениями каждого из ученых, в этом замешанных. Каждого проверяли не только "детектором лжи". Да, они ничего не знают и секретную информацию никому не передавали. Не могли передать. Но я ни в чем не убежден. "Гудзон" исчез в то мгновение, когда русский школьник махнул на него рукой, смотря прямо на вас, хотя это и выглядит нелепо.
- Снова позволю с вами не согласиться, - тяжело вздохнул Клейтон, готовый к очередному необоснованному обвинению организатора проекта "Гудзон". - Как раз нелепо это не выглядит. На базе есть прибор, который мы назвали "полярный визор". С помощью него из любой точки планеты можно увидеть, что происходит возле монитора, за которым сидел Марк. Был сделан по настоятельной рекомендации военных, - намеренно уточнил ученый.
- Не надо на меня так смотреть! - раздраженно выпучил ноздри Уилкок. - Я знаю, что вы с самого начала не хотели на нас работать. Но я так же знаю и то, что этот визор - в единственном экземпляре, на базе, на которую таракан не проникнет без моего ведома. Да и какой смысл в этом сейчас? Мы уже трое суток ничего не знаем - "Гудзон" пропал! Вы понимаете, чем это для нас может закончиться?! - вновь заорал он, вытирая платком крупные капли пота со лба.
"Не для нас, а исключительно для вас", - нужно было обязательно дать пощечину!
- Два лучших агента из тех, кто знает о проекте и владеет русским языком, сорок минут назад приземлились в Новгороде, в качестве туристов, - вместо затрещины униженно рапортовал Клейтон. - Там сейчас почти полдень - разница семь часов. Чтобы не привлечь особого внимания, агентов снабдили минимумом приборов. В Москве все проверяют. К сожалению, удалось только перевезти в пачке сигарет два наносенсора и затемненные очки для их управления. Сотовые телефоны они купили там, но пока мы не может переслать им фотографию подростка. Это рискованно, учитывая последние события. Так что Том и Стив действуют по памяти.
- Что-нибудь узнали о мальчишке нового?
- Нет, сенсоры пока не в его теле. Когда будут вживлены, тогда мы сможем получить о нем полную информацию, вплоть до генома. Слышать, что слышит он, и видеть, что видит он. А пока известно, что его зовут Виктор и ему четырнадцать лет. Ни в чем сверхъестественном ранее не замечен.
- Пошутите, пошутите у меня! Но вы уверены, что это случайность? - снова внезапно успокоился Уилкок, прищурившись на слишком равнодушного ученого.
- Марк и Дэвид баловались, они частенько подшучивали над Скляровым, разряжали обстановку: два раза Марк показал язык, два раза помахал рукой якобы мальчику, хотя...
- Но он им отвечал тем же и в ту же секунду, а потом...
- Я не могу в это поверить, - перебил Ричард, имея на это право, потому что по годам был почти в два раза старше. - Причина в другом. Мы не один раз теряли спутники, а потом находили.
- Но этот спутник стоит столько же, сколько сотня других. И выполняет самые различные функции, нашей стране как раз сейчас весьма... э, полезные, - смягчил он последнее слово. - Ни одно государство не знает о нашем проекте и не должно узнать: ни страны ЕС, ни Россия. Вы понимаете, к чему приведет раскрытие этой информации?
- Не предлагаете же Вы его...
- Конечно нет, - фальшиво и слишком быстро ответил Уилкок, не дослушав вопроса. - Но мы должны быть уверены, что мальчишка ничего не знает. Случайно или нет - не важно. Никто ничего не должен узнать о наших разработках в этой области. Боюсь, что ту "святую троицу" придется... э, не допускать до общества. С Марком вопрос решен... С остальными сотрудниками базы будем работать индивидуально. Но это уже не ваши проблемы. Кстати, агентам хватило бы и одного сенсора. Вы, надеюсь, помните, сколько стоит каждый?
- Генерал Слоун снабдил их вторым, на случай непредвиденных ситуаций...
*

Ричард Клейтон был расстроен и явственно ощущал, что приближается к грани неконтролируемого бешенства. Почему он, семидесятилетний старик, известный ученый, профессор Калифорнийского университета, должен выслушивать необоснованные оскорбления Уилкока и отчитываться перед этим выскочкой о неудачах проекта? Почему именно он должен наставлять агентов и выдавать им сенсоры? Узнавать все и докладывать, сообщать, проявлять в себе шпионские повадки и нюх полицейской ищейки - он же ученый?! Почему он вообще согласился участвовать в проекте? Это как раз известно: слишком заигрался старичок в большую любовь с девятнадцатилетней студенткой. И боялся он не за свою репутацию, а за репутацию юной очаровательной бедняжки.
Но и это только один из поводов. Ричард уже давно мечтал о бессмертии для людей, об очищении окружающей среды, о молекулярных роботах-врачах, о заселении Луны и Марса - двери в эти фантастические идеи прошлого века открывало одно только слово: нанотехнологии. Проект "Гудзон-31" мог приблизить к их осуществлению. Мог, но не приблизил.
Час спустя после беседы с Джоном Уилкоком ученому доложили о новом провале агентов. Они вживили в тело юноши сенсор, но не прошло и пяти минут, как тот, размером с кончик иглы, исчез - также внезапно, как и спутник. Хотя проводились испытания, окончившиеся успешно, без малейших помех. Странные все-таки совпадения, усомнился он, прежде чем постучать в дверь.
- Ну? - сразу же набросился координатор проекта, приподнявшись с кресла и положив игрушечный БТР на место.
- Сенсор... мы потеряли его.
Уилкок истерично рассмеялся, со злостью откинулся на спинку, взял стакан с водой и сделал профессору жест, чтобы тот продолжал.
- Агенты незаметно запихнули сенсор в тело. Юноша зашел в магазин, рядом со своим домом, купил баночку Кока-колы и выпил. После этого связь сразу же прервалась.
- Кока-колы?! - поперхнулся Джон и, отбросив стакан, прокричал: - Баночку нашей Кока-колы?!
- Да, - невозмутимо ответил Клейтон.
Уилкок ударил по столу так, что любимая машинка БТР М113 съехала и упала прямо в мусорную корзину.
- Вы что все, издеваетесь? У меня через час встреча с президентом, а вы мне тут... Господи, - закрыл он лицо руками и, плюхнувшись в кресло, прошептал, - я в тебя никогда не верил, но ты должен нам помочь...
2

*

Виктор договорился о свидании с Натальей в парке, возле фонтана, хотя раньше они всегда встречались на остановке. Купил пять ее любимых желтых тюльпанчиков и не спеша шел, мечтая об их совместном будущем и напевая любимую мелодию из старого кинофильма "А я иду шагаю по Москве..." Этот воскресный день нравился ему все больше и больше. Утром он узнал, что вопрос со школьной практикой решен наилучшим образом. Потом позвонили маме с галереи и сообщили, что отобрали несколько ее картин для выставки. Но главное событие - долгожданная встреча, до которой оставалось каких-то пятнадцать минут. Он ждал ее целую неделю.
Его первая любовь пришла раньше назначенного времени. Увидев недоуменное лицо друга, Наташа картинно моргнула, невинно повела плечами и скороговоркой произнесла:
- Просто мне дома было делать нечего.
- Привет. А я удивить хотел: спрятать цветы, а потом... В общем, дарю, - вручил он и поцеловал сначала в щечку, но сразу же прикоснулся к ее губам.
- Не здесь же, - покраснела девушка и мягко отстранила его голову рукой. - Ты же знаешь, я старомодна. Тебе же это нравилось!
- И сейчас нравится. Если ты не говоришь о религии и Боге.
- А что в этом плохого?
- Просто у нас разное понимание Бога. Для меня Бог - это я сам, то есть Бог во мне. Он в каждом из нас, он во всем, что мы видим и слышим, понимаешь? Вот небо, какое чистое сегодня небо, без единого облачка, - посмотрел Виктор вверх и широко заулыбался. - Видишь, я улыбаюсь небу. Я улыбаюсь Богу! А могу показать ему язык: ммм...
Наталье не нравились дурачества и кривляния своего бой-френда, но она все равно очень его любила и не могла долго дуться. Слово "бой-френд" ей нравилось еще меньше, но именно так, нарочито и подчеркнуто, называла ухажера Натальина бабушка Анжелина Павловна, с которой та жила за городом с самого рождения и которая посвятила всю свою старость единственной внучке, лишенной родителей из-за автокатастрофы. Наташа никак не могла понять, как можно искренне верить в Бога и одновременно с этим очень негативно относиться к религии.
- Перестань, - сдавленно попросила она и хотела слегка стукнуть, но передумала.
- Почему? - Витя опустил голову и посмотрел на ее миленький носик. - Я могу снова показать язык, - сказал он, подняв голову в ту же сторону, и высунул язык во второй раз.
- Дурачок ты у меня, - засмеялась Наталья, уставившись на любимую маленькую ямочку на подбородке своего парня.
- Да ничего не дурачок! - продолжил кривляния тот и начал махать в небо рукой. - Эй там, наверху, привет. Слышишь? Привет! Как дела?
- А представляешь, - решила она направить разговор в научное русло, - за нами из космоса, со спутника, могут следить. Я как-то передачу смотрела, "Ошибки Вселенной" называется, там об этом рассказывали.
- Ух ты! Ну и пусть наблюдают.
Виктор снова поднял голову в ту же сторону и снова начал приветливо махать рукой:
- Ну и смотрите, пожалуйста, со своего дурацкого спутника. Все равно недолго осталось Вам следить за нами.
- Это почему? - не поняла Наташа.
- Да потому что мы идем сейчас в твой любимый кинотеатр. Но вы там, - поднял он голову вверх, продолжая свою шутку, - смотрите у меня. А вообще, ерундой занимаетесь. Чтоб вы исчезли с глаз долой! Чтоб у вас экраны погасли и...
- Ну хватит, Витя.
Виктор пренебрежительно махнул рукой в ту же сторону и громко засмеялся.
- Прости меня, котенок. Просто решил пошутить. Подтрунить над тобой. Ты когда сердишься, еще симпатичнее становишься. Да шучу я, снова шучу! Ты всегда прелестна, просто ангелочек.
- Гляди у меня. Когда подстрижешься? Обещал же, а то бабушке очень не нравится.
- Завтра, точно завтра. Мне во вторник к дяде идти, в мэрию, буду у него практику проходить.
- Везет. Не у всех дядя - мэр города.
- Ну а то! - воскликнул он, обнимая Наташу за талию.
*

Прошло три дня, а влюбленный юноша уже очень соскучился по своей Наталье. Как жалко, что в город она могла приезжать только на выходные: до обеда обычная школа, после обеда - художественная. В галерее они и познакомились, когда Виктор ходил туда с мамой, а Наталья была с бабушкой. Если бы не его мама, никогда бы Анжелина Павловна не разрешила им встречаться и ни за что бы не отпускала внучку в город одну. Он сам тоже не мог ездить к ней по тем же причинам, только вместо художественной школы у него была спортивная.
Виктор возвращался домой в прекрасном расположении духа. По географии он получил пятерку, что для него было схоже покорению Эвереста, а на олимпиаде по физике их школа заняла первое командное место. Директор в актовом зале поздравил Виктора и еще пятерых учеников, принимавших участие в олимпиаде. В понедельник он наконец подстригся и понял, что сделал правильно. Как же стало легко голове, будто чугунный котелок сняли. И почему раньше никого не слушал? "Надо будет уговорить Митьку тоже подстричься", - подумал он о своем лучшем друге. С первого класса они были не разлей вода, да еще очень похожи внешне. Когда два года назад Дмитрий решил отращивать волосы, Виктор к нему присоединился. Их даже учителя путали.
Подходя к своему подъезду, юноша отстегнул от брюк цепочку с ключами. Он жил на последнем пятом этаже, но до этого двенадцать лет они с матерью ютились в дряхлом доме-хрущевке на первом этаже, пока дядя не стал мэром города. Единственное, что осталось из старой жизни, - это привычка доставать ключи, подходя к подъезду.
Разувшись, Виктор направился в кухню выпить воды. Вытащил из портфеля книжки и сел в кресло. На плавание идти через час - пока можно расслабиться. Минут через десять в квартиру позвонили.
- О, Митька, что-то случилось?
- Да нет, я на минутку, - зашел тот, прикрыв дверь. - Дай мне тетрадь по физике, завтра верну.
- Ага. Что сейчас делать собираешься?
- Пойду Кока-колы твоей любимой куплю, - специально подначил Дмитрий лучшего друга, прекрасно зная, что Виктор терпеть не может эту "американскую отраву".
- Ыыы, это она твоя любимая, - зарычал он. - Пей на здоровье...
*

Агенты Том и Стив играли в нарды на небольшой доске, делая вид, что очень увлечены этим занятием. Они уютно расположились на лавочке во дворе дома, где жил "объект". Поочередно бросали взгляды на подъезд того парня, который, как думали многие на базе NSENT, обладал мистическими и феноменальными способностями. Все понимали, что глупо и нелепо обвинять во всем улыбающегося мальчика, но также понимали, что проверить надо все, что так или иначе было связано с исчезновением "Гудзона". А уж когда расшифровали по губам, что тот говорил, смотря прямо на спутник, который он видеть не мог, - других вариантов просто не оставалось, как направить в Россию людей и попытаться все узнать. Конечно же, на базе протестировали технику и продолжали поиск, но версия с русским школьником с каждым потерянным часом становилась все более логичной и единственно правильной.
Так быстро узнали имя и адрес "виновного" случайно: в одной из последних новгородских газет была его фотография как победителя городских юношеских соревнований по плаванию, а газета имела сайт в Интернете. Задача агентам была поставлена непростая - сначала надо "вживить" через ротовую или ушную полость наносенсор. Но не исключалась возможность в дальнейшем и более противозаконных действий, о которых Ричард Клейтон заикнулся, но его сразу же прервали. Риск должен быть полностью исключен. В кармане спортивной куртки Стива лежали обычные солнечные очки и пачка сигарет, в двух из которых, в фильтре, находились сенсоры.
Первым мальчишку увидел Том:
- Может, это он?
- Нет, - возразил Стив, провожая взглядом того до подъезда. - Стрижка короткая.
- Ну и что?! Не мог подстричься? Брюнет и очень похож на того, кого мы видели на фотографии. Мы и так с городом ошиблись.
- Вот именно. Ты видел, что парень достал ключи? Ты бы стал доставать ключи, подходя к дому, если бы жил на пятом этаже? А лифта здесь нет.
- Возможно, ты прав, но я пойду и проверю.
- Стоп, - резко прервал Стив. - Сиди и передвигай камни. Сбоку, тебе не видно, на нас смотрит мужчина, в сером костюме, без галстука. Я уверен, что видел его в аэропорту и в самолете.
- Тебе показалось, что за нами тоже кто-то следил, пока мы ехали в такси. Ты слишком подозрителен.
- В любом случае, парень никуда не денется.
Том взял игральные кости и бросил. Переставил шашки и обернулся, но никого не увидел. Они спокойно продолжили играть. Через несколько минут появился еще один юноша, с длинными волосами черного цвета.
- А вот это точно наш клиент, - обрадовался Стив. - Похож, хотя в жизни он чуть другой, но это точно он. Когда зайдет в подъезд, узнай, до какого этажа поднимется и куда завернет. Плохо, что тут окна забиты фанерой. Иди.
Том вернулся и доложил, что парень зашел в нужную квартиру на пятом этаже. Так что когда тот через пару минут вышел с тетрадкой в руках, за ним проследовали двое агентов. Один из них надел солнечные очки, а второй достал пачку сигарет...
*

Следующим утром Виктор, как обычно, плотно позавтракал по методике Арнольда Шварцнеггера, который в отличие от большинства американцев питался как раз правильно. Через пять минут выходить в школу. Раньше он их тратил на свои длинные волосы. Как хорошо, что теперь не надо каждый раз расчесываться, подумал юноша, глядя в зеркало. Спустился по лестнице и, выходя из подъезда, не сразу узнал в хмуром человеке своего родного дядю, который как мог пытался заменить племяннику отца.
На дороге, в ряд, стояло четыре джипа и три милицейские машины.
Виктор подошел и недоуменно сморщился:
- Дядя Сережа, что ты тут делаешь?
- Понимаешь, Витенька, - ощутимо нервничал тот, - кое-что произошло. С тобой хочет поговорить один человек, он из Москвы, генерал Ермохин. Ты должен честно ответить ему на некоторые вопросы, понял? Только правду, - взволнованно повторил мэр города.
- Понял, - ответил он, еще больше смутившись.
Дверца джипа открылась, и дядя направил племянника в салон автомобиля.
Виктор сел и уставился на крупного человека в гражданской форме.
- Меня зовут Николай Петрович.
- Приятно познакомиться, - вежливо ответил он, вызвав одобрительный взгляд генерала и забыв от растерянности представиться.
Последовало молчаливое оценивающее рукопожатие.
- Ты ничего не замечал за последнюю неделю странного за собой? - медленно спросил Ермохин, делая значительные паузы между словами.
- Нет.
Виктор сглотнул и не мог никуда смотреть - только в глаза собеседника.
- Ладно. Буду с тобой откровенен до конца, - быстрее заговорил он. - Тем более дядя за тебя поручился... Так вот: мы задержали двух шпионов, предположительно американцев. Обнаружили у них два интересных прибора. Они следили за тобой и хотели знать о тебе абсолютно все. Не знаешь, зачем им это?
- Не имею даже малейшего представления, - искренне ответил Виктор и задумался. - А они сами так и сказали, что за мной следили и хотели все обо мне знать?
Генерал понял, что мэр Новгорода был не далек от истины, называя своего племянника проницательным и весьма сообразительным молодым человеком.
- Ну, сами - не сами, но сказали. Знаешь ли, мы тоже не луком коньяк закусываем, - довольно осклабился генерал. - Эти агенты раскрыли все, что им было известно, хотя сами и не догадываются, что рассказали это. Еще они поведали о том, что ты в воскресенье, в парке возле фонтана, четыре дня назад, показывал два раза язык и приветственно махал в небо рукой, тоже два раза. Для них это было почему-то очень-очень важно. А потом ты махнул один раз, на небо, недоброжелательно, будто отстаньте и надоели уже... - остановился Ермохин, много чего не договаривая.
- Так они следили за мной с воскресенья?
Николай Петрович посмотрел в голубые глаза парня и огорченно причмокнул, отстранив взгляд. Он надеялся, что прояснит ситуацию этим разговором.
Только сейчас Виктору удалось рассмотреть картонную папку в руках у генерала, на которой было написано: "Середников Виктор Иванович, 1990 года рождения".
- Можешь идти. Это недоразумение. Но никому ни слова! Кстати, Сергей Николаевич сказал, что ты монеты собираешь?
- Да, единственное, что осталось от отца, это коллекция монет. Больше я о нем ничего не знаю, мама не рассказывает.
- Ну, тогда возьми, - достал Ермохин из кармана монету и передал. - Это из Афганистана, 79-ый год.
- Спасибо, - загорелись глаза у наследственного коллекционера. - До свидания.
Выйдя из джипа, Виктор увидел выбежавшую в халате маму, видимо, увидевшую все из окна и перепугавшуюся:
- Сережа, что тут происходит? - гневно потребовала она объяснений у брата.
- Леночка, все в порядке, ведь так, Витенька? Все в порядке? - настойчиво спросил дядя, кивая головой.
- В полном порядке, - уверил всех юноша и улыбнулся.
Возвращаясь в Москву, генерал еще не знал, что поимкой двух американских агентов он вернет домой и подарит новую жизнь Ивану Склярову, которого в Новгороде будут встречать не туман, не враждебные капли дождя, не запах бензина, а его семья. Семья, о которой тот и не подозревал. И не знал Ермохин, что Виктор простит своего отца, а Елена Середникова при встрече произнесет: "Теперь-то ты от меня не убежишь!", и крепко обнимет свою первую и единственную любовь. Это будет только через три долгих, но очень долгожданных месяца.
Сейчас же самолет рейсом "Великий Новгород - Москва" взлетал все выше и выше, и с такой же стремительной скоростью у генерала крепла уверенность, что мальчишка здесь совершенно ни при чем.
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
Вкуснятина

Как обычно, поднялся я ровно за семь минут до будильника. Просыпаться раньше всех я привык, когда обучался в академии космических полетов. А вы как хотели? Желание быть лучшим и не на такое подвигнет. Каких-то семь минут - неужели много? Мне как раз хватало, чтобы одеться, убрать кровать, почистить зубы, первым появиться на площадке и пожать руку декану. Иногда мы с ним по-дружески беседовали, ожидая остальных. В учебе и физподготовке я не отставал, тоже отличник, само собой. Приходилось больше читать и меньше спать, но справлялся.
Я должен был стать первым, во всем и везде! Ага, из-за лучшей студентки по имени Ингрид, славы и гордости всей академии. Умница, красавица, просто самая-самая, хоть и шведка. На русском языке с ней общался ее дед Иван Степанович, когда та каждое лето приезжала к нему в гости, на дачную усадьбу, где-то под Рязанью. У него была помидорная плантация (кстати, помидоры очень полезны для мужского организма, если вы меня понимаете), пасту делал, в банки закрывал, консервировал. Ну и внучка помогала. Только она называла выход из сна в строго определенное время "вставать по будильнику", как ее дедуля выражался. А еще когда-то, совсем давно, говорили "проснуться с первыми петухами". Правда, фразы этой я не понимаю до сих пор. Кто такие петухи - знаю, видел на картинке, а в честь чего они первые и почему люди с ними спали - загадка. Я бы много таких старых словечек не знал, если бы не Ингрид.
Я полюбил ее сразу, но боялся признаться. Да в нее половина академии была влюблена! Она чувствовала, что я к ней очень уж неровно дышу, и первая сказала, что любит меня. Через неделю об этом знали все, включая преподавателей. Я и подрался единственный раз из-за нее. Один придурок распустил слух, что Ингрид очень любвеобильная особа и у нее много мужиков. Ну, шведка ведь - у них там, мол, и не такое практикуется. Придурок тот не ведал, что у нее русские корни и что она самая хорошая. И вообще... Я сначала словами объяснить пытался, а потом пришлось кулаками уже доказывать, где и в чем он не прав. А не прав он был с головы до пят, чудик пришибленный. В смысле, пришибленным-то он уже после нашего "разговора" стал... Нет, из академии меня не выгнали, декан молодец, разобрался, посодействовал. Наряды, выговоры, штрафы, взыскания - да, получил сполна, до сих пор в деле значатся. Но у меня ведь было лучшее на свете смягчающее обстоятельство!
Вот она, самая смягчающая и мягкая, лежит, спит еще. Такая сладкая, милая, нежная. Совсем не изменилась за эти годы. Сейчас мы вольные космические путешественники, уже семь лет не были на родной планете, возвращаемся как раз. Через неделю на орбиту выйдем. И приземлимся... Уж напрыгаемся вдоволь! Больше всего хочется попрыгать на поверхности. Здесь совсем не то, на звездолете. Он у нас, кстати, носит гордое имя "Иван Степанович". Ингрид хорошее наследство досталось, вот мы с Земли и слиняли. Конечно, после окончания ей предлагали такие должности, о которых и мечтать не приходилось. А она выбрала меня, непутевого драчуна, который хоть и был лучшим, но из-за того случая... Ну, сами понимаете. Окончить академию - окончил, но дело-то с "дырочками" осталось. Кто ж будет разбираться, что, да как, да почему. Дырочки есть? Есть. Ну и до свидания. Обидно, а что поделать? Зато Ингрид, оказывается, ничего такого и не нужно. Путешествовать вместе со мной, с планеты на планету, вот ее мечта.
Эх, да все я понимаю, не дурак. Другие у нее мечты были. Может, и испортил я ей жизнь. Говорят, Земля сейчас с кем-то воюет, с какими-то негуманоидами, красными, что ли. Мы не следим за новостями. Ну была бы она капитаном, командовала бы космическими кораблями, была бы в почете, очень известной, героем... А так - сладко спит, вот, улыбнулась, брови расправила, плечиком повела, вздохнула... Просыпается. Еще минутка, хочется ей мурлыкнуть, поблаженствуй, любимая.
Но не дали ей этой минутки: впервые за семь лет донесся сигнал тревоги. Инга вскочила и волнительно спросила, что случилось. Я побежал в рубку, и Кларк, наш корабельный робот-помощник, доложил, что к "Ивану Степановичу" приближается какой-то неопознанный грузовой объект без маркировки, и вероятность столкновения с ним очень велика. Фух, и вот из-за такой мелочи я впервые не сказал Ингрид "Доброе утро", не улыбнулся ей, когда она только открыла глаза, не поцеловал за ушко...
- Валерк, так что случилось? - Вошла она через несколько минут, одетая в темно-синий комбинезон.
- Ничего страшного. Видимо, какой-то транспортник растерял груз, и один из ящиков движется прямо на нас. Ну а мы - на него, - пошутил я. - Кларк вспомнил про устав, предлагает нам этот ящик подобрать и узнать, что в нем.
- Тююю... - протянула она с особенной неповторимой интонацией и зевнула, съежившись.
Как же я люблю, когда она такая!
Объект был успешно доставлен в спецотсек. На ящике красовался рисунок два на два метра: земной космический корабль, самого мощного боевого класса БВИ-7, стоит на платформе, а рядом расположилась вся команда в военной форме. Четко так изображено, даже звания видны. Эх, и мы с Ингрид могли быть в подобной команде. По крайней мере, она точно могла...
- Ну и что это такое? - недовольно спросил я у Кларка.
- Внутри объекта около двухсот закрытых металлических банок, а что внутри- я не знаю, в базе данных не значится. На изображении что-то написано, три слова, я смог распознать только последнее - "Тхукана", в родительном падеже. Это название числится в реестре планет на родных языках, поэтому удалось выяснить. Проанализировав надпись, могу сказать, что все три слова написаны на тхуканском языке.
Во шпарит, а! Это с ним Ингрид занимается русским языком, хобби у нее такое.
- Тхукан, - тихо произнесла она, нахмурившись. - Знакомое название. Кажется, мы с этой расой заключили союз как раз семь лет назад. Может, это они экспортировали товар на Землю?
- Хм, а ведь точно! Ну, я всегда говорил, что ты самая умная. И корабль поэтому изображен с людьми. Значит, это питание для космонавтов. Как обычно, экономят на переводчиках. Хотя правильно: ведь по рисунку понятно, для кого это, зачем еще писать что-то?
Ингрид снова зевнула, кивая головой и элегантно махая правой ладошкой. Вот что значит не доспать какой-то крошечной минутки. Теперь весь день сонной ходить будет, я ее знаю.
- Кларк, а принеси-ка нам одну банку, - попросил я робота. - Мы же космонавты, вот и попробуем. Только одну баночку, ради эксперимента. Хочется чего-то новенького, разнообразить рацион. Ты как, Инга?
Инга, моя прелестная Инга... Только мне можно так ее называть. Она молча отмахнулась и направилась было в каюту, как вошел Кларк с банкой. Моя шведка застыла и побледнела, тыкая в нее пальцем. Потом выбежала из рубки и принесла старую фотографию, на которой ее дед держал такого же размера и формы банку томатной пасты, а в левой руке - открывашку с деревянной ручкой. На тхуканской банке было изображено то же самое, что и на ящике, и днища ее были красного цвета, точь-в-точь как на помидорной. Пока я рассматривал фотографию, Ингрид снова убежала и принесла ту самую открывашку, для таких вот банок. Единственная память, дед подарил на счастье, когда она поступала в академию.
Ага, принести-то она принесла, а как ей пользоваться - не знала. Робот помочь не смог, да мужик я или нет, в конце концов? Сам справлюсь! Часов через пять я эту сложнейшую технологию осилил. Оказалось легко и просто. Что бы мы делали без дедовой открывашки? Я сразу почуял обалденный приятный запах. Внутри банки была какая-то красная паста, только более твердая и тягучая, нежели томатная.
Пальцем поддел чуть и направил в рот, как Ингрид сзади с насмешкой буркнула:
- А тебя не пронесет?
Палец с красной массой застыл возле носа. Пахло очень вкусно, но не рискнул.
- Кларк, проверь, я не отравлюсь? Не заболею, не умру? Это вообще для людей съедобно?
Через пару минут робот доложил, что эта паста вред здоровью не причинит. Я облизнул палец и растаял:
- Ммм, ну и вкуснятина!
Первую банку я навернул сам, Ингрид удивленно смотрела и морщилась. Так мило и неправдоподобно морщилась, чертовка. Ну видно ведь, что тоже хочет! Тем временем, Кларк принес еще три банки (честное слово, он сам, я не просил!). Их мы вместе оприходовали, довольно причмокивая. Ничего вкуснее я в жизни не пробовал. А с ее носика слизнуть - просто верх блаженства. Но это уже ночью мы... Ага, друг друга обмазывали этой вкуснющей массой и... Ну, понятно, что скрывается за "и". В общем, за неделю, как мы возвращались к Земле, от этой тхуканской вкуснятины ничего не осталось, только пустые банки, скопившиеся в мусорном отсеке.
На орбите, когда я отправлял сигнал в центр КПРВ о прибытии и все необходимые данные о нашем путешествии, у Ингрид неожиданно проснулась совесть.
- Слушай, Валер, а может, это очень дорогое питание было? А мы сожрали за неделю. И, вообще-то, груз мы должны были доставить целым на ближайшую планету.
- Согласно уставу, груз без маркировки переходит в наше пользование. И если бы он был очень ценным, его бы искали и нашли. Как можно потерять такой важный груз, если он такой важный? - совсем запутался я.
Пока я успокаивал ее совесть, начала трубить в колокола моя собственная. И что им не спалось? Или по ночам они тоже получали друг от друга настоящее удовольствие? В случае чего возьму всю вину на себя. Не расстреляют же! Ну, не должны...
- Говорит третья база КПРВ, - донеслось с пульта. - Иван Степанович, вы меня слышите?
- "Иван Степанович" - это наш корабль, меня зовут Валерием.
- Простите.
- Ничего, нас постоянно путают. Вы данные получили?
- Да, получили и обработали, только... Подозрительно, я передал в центр... Подождите немного, сейчас еще раз проверю...
Мы насторожились.
- С какого кольца Сатурна вы свалились, дорогие мои?
- Вообще-то мы были...
- Да знаю я, где вы были. В самом пекле! В центре последнего нашего столкновения с тхуканцами и моркерами. Удивительно, что вы целы и невредимы. Как вам это удалось, незаметно пролететь?
- Ну, Вселенная - она, знаете ли, очень большая, - решил пошутить я. А что тут еще ответишь? Удалось значит как-то, я откуда знаю.
- Где вы сейчас находитесь? - последовал очередной вопрос с базы.
- В капитанской рубке...
- Это понятно! - вновь бесцеремонно перебили меня повышенным голосом. - Судя по данным, вы находитесь на орбите Земли. Но наши радары вас не видят! Сигналы получаем, откуда они поступают - неизвестно. Отсылаем вам обратно на той же частоте в том же направлении. Мы не видим ваш звездолет и не можем определить, где он!
- А мы друг друга очень даже прекрасно видим, - глянул я на любимую родинку Инги возле правого ушка. - И можем пощупать...
- Хватит шутить! Вас под трибунал отдадут за такие шуточки! На Землю напали, нас уничтожат, а вы...
- Разве тхуканцы не наши союзники? - удивилась Ингрид.
- Вы! Вы?! Да откуда вы свалились на мою голову?
"С Сатурна!", чуть не выпалил я со злости, почувствовав руку Инги у себя на плече.
- Понимаете, мы имеем официальный статус вольных путешественников и семь лет не были дома, и не знаем, кто, с кем и из-за чего воюет, - спокойно объяснила она этому нервотику. - Может, вы нам расскажите?
Секунд через тридцать мы услышали уже другой голос, более взрослый и уверенный:
- Хорошо. Я расскажу. - Не представились перед нами. - Меньше года назад тхуканцы объявили землянам войну. Их мощь меньше нашей, поэтому те месяц назад объединились с моркерами, которые владеют биотехнологиями. Их военные корабли - живые. Стало известно, что тхуканцы неделю назад перевозили очень ценное топливо для самых мощных военных биокораблей моркеров. И вскорости они планировали приблизиться к Земле и уничтожить ее. Но нашим разведчикам удалось узнать это и сорвать доставку, отбить. На многое не рассчитывали, но это топливо... оно затерялось при атаке. До сих пор неизвестно, куда оно исчезло. А топливо это очень редкое и больше такого нет и уже не будет. На Тхукане его полностью выжали, со всей планеты, до последней капли. Мы радуемся, что топливо затерялось, а тхуканцы в шоке и обвиняют во всем моркеров, что те не озаботились о защите. Такого уникального топлива больше вообще нигде нет, то был последний запас.
Я уже понял, что за топливо потерялось неделю назад, и посмотрел на Ингу.
- А вы не в курсе, в чем это топливо было? - с надеждой на ошибку спросила она.
- В обычных жестяных банках, на которых был изображен наш лучший корабль "Александр Невский" и весь состав экипажа. Это они так нагло издевались, сволочи! А назвали они топливо "Красная грязь Тхукана". Эти твари считают всех гуманоидов "грязью Вселенной" и истребляют их, ну и потому что та красная масса выходила по капельке из земли - поэтому так и назвали, грязью. Мы теперь боимся, что они найдут это топливо раньше нас.
А вот это вряд ли. Его теперь никто уже не найдет. Хм, подумаешь, топливо. А мне понравилось, такая вкуснятина. Была.
- Валерий? Ингрид? - услышали мы. - Говорит командующий орбитальным флотом Земли генерал Кравцов.
Это же наш декан!
- Сергей Сергеевич?! - одновременно выпалили мы. - Как рады вас слышать!
- Я тоже очень рад, но и по другим причинам тоже. Мой помощник вас только что немного проинформировал, но... Давайте, приземляйтесь, объясню все лично...
Да, нам все объяснили. Мало того, что мы с Ингой спасли родную планету, так стало ясно, почему никто наш звездолет не видел. Все из-за того, что мы его ели и что каждую ночь друг друга обмазывали (правда, не в качестве питательных масок) - нас теперь вообще никто не зафиксирует никаким прибором. Ага, наши тела получили свойства... Ну, ученые еще не разобрались в причинах и следствиях, но известно, что наше присутствие на любом космолете делает его невидимым в космическом пространстве. Почему так - никто пока не знает, но это так. То ли волны какие исходят, блокируют все сигналы, то ли еще что - нам все равно. Главное - мы совершенно здоровы!
Конечно же, наше уникальное свойство использовали в войне против моркеров. Те совсем не ожидали увидеть самый мощный военный корабль землян на орбите их главной планеты...
Когда все кончилось, мы стали национальными героями.
Но сейчас мы опять простые вольные путешественники, на "Степаныче" летим к новой неизведанной планете. Над пультом висит счастливая дедова открывашка. Ингрид втолковывает Кларку очередное забытое правило русского языка, что-то из пунктуации, а я раздумываю, что ей нужен не робот, а живой ребенок, наш с ней маленький кроха. Почему-то я уверен, что сына мы назовем Иваном. А если родится дочь? Тоже что-нибудь придумаем, не волнуйтесь, вместе с моей Ингой мы с любым вопросом справимся.

--------------------------------------------------------------------------------
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
*
1 апреля 2005 год.
Профессор Яков Борисович Штейнберг выронил телефонную трубку и схватился за сердце. Через пару минут он должен был уйти на работу, но только что директор института со смешной фамилией Зеленкин сообщил о закрытии его "нелепого безбудущного проекта" и что больше он не намерен терпеть "маразматических идей" ни в одной лаборатории РАИВ. Ученому предложили стать ночным сторожем и на большее не надеяться, учитывая его слабое здоровье. Услышав надменно: "Зайдите к секретарю сегодня же утром, как придете, вас рассчитают", Яков Борисович и упустил мобильник, подаренный ему институтом на семидесятилетие.
- Идиоты, глупцы, бездари... - бормотал он, ища в аптечке валерьянку. Бинты, йод, два градусника, активированный уголь, аспирин, связка разных лекарств, обмотанная толстой шерстяной ниткой, и много чего еще, включая любимый мячик недавно умершего коккер-спаниеля - все лежало в аптечке, кроме того, что было нужно. Выпотрошив содержимое, он с яростью отбросил аптечку на запыленный старый сервант. Маленький резиновый мячик отскочил от стекла и влетел в лысый лоб ученого, покрытый прямыми ровными морщинами, будто кто-то вычерчивал их под линейку. - Дурак и болван, да у меня сил больше, чем у вас всех!
Возле серванта утробно тикали обшарпанные настенные часы с человеческий рост. Они пахли отцовской жилеткой. Маленький Яков любил смотреть на папу, когда тот копался в часовых механизмах. И любил смотреть на пожелтевший мутный маятник, с усердием отбивавший определенный, как казалось ребенку, ритм: влево-вправо, назад-вперед. "Почему стрелки движутся только в одном направлении?" - отвлекал кудрявый мальчуган папу от работы.
Спустя полвека маятник продолжал свой непрерывный ход. Будь он капельку разумным - он бы думал, что от его движения что-то зависит, что это именно и только он направляет время, строго отсчитывает секунды, переводит их в минуты, потом в часы, сутки, месяцы, годы... На самом же деле маятник ничего не знал о времени и не мог догадываться, что люди о времени знают не больше его самого. Но, в отличие от людей, маятник ничего не слышал даже об Исааке Ньютоне, которому не хватало для доказательства формулы еще одного параметра, известного всем школьникам под латинской буквой "t", и великий физик просто его придумал и ввел, что называется, в обиход - маятник ничего этого не знал, а всего лишь выполнял свою обычную работу - качался: тик-так, влево-вправо, туда и обратно...
"Туда и обратно..." - заворожено смотрел ученый на часы.
Зазвонил невинно лежащий на полу телефон: по комнате раздалась любимая "Симфония N40" Моцарта. Профессор вырвал стоящий у окна телескоп и бешено начал ударять им по телефону. Аппарат был уже раздербанен в клочья, но Яков Борисович все бил и бил по полу и по всему, что попадалось на глаза. Обессиленный, он упал и тихо зарыдал.
Неожиданно дрожащая рука нащупала пресловутый мячик и ученый схватил его, сжал и отбросил в сторону гипнотизирующего маятника, спрятанного под стеклянной дверкой. И снова мячик отлетел и не больно чмокнул пенсионера в сморщенный лоб. Стало смешно...
- Так, значит, да? - безудержно хохотал некогда видный преподаватель МГУ, грозя пальцем в потолок. - Проект закроете, да? Идеи стары, как египетские пирамиды? Я выжил из ума, да? Будет вам, всех вас испугаю, дураков, ха-ха-ха...
Будь маятник хоть капельку разумным, он бы заулыбался и вымолвил: туда и обратно, мальчик мой, туда и обратно...
*
2 апреля 2005 год.
Ученый проснулся и удивился царящему бардаку в единственной комнате, больше походившей на заброшенную каморку, подвергшуюся нападению бомжа. Мячик в наглую лежал рядом, на полу, и, казалось, с издевательской ухмылкой, напоминал о вчерашнем. Маятник с тем же усердием качался и дребезжаще тикал.
Нужно им всем отомстить, когда никто этого не будет ждать, и их же оружием, дрожал от собственных мыслей профессор. Когда обо мне давно все забудут, и чтоб институту и особенно этому напыщенному Зеленкину было страшнее и ужаснее всего. Просто напугать, но очень сильно, эффектно и на самую больную тему.
Мысли Якова Борисовича кипели ненавистью и злобой. Мячик же с маятником невольно приправили самыми подходящими специями этот бульон - именно они подсказали идею мести.
План созрел в этот же день. Несколько лет назад американцы обнаружили далекую планету, один из спутников которой зеркально отражал волны определенной частоты точно в обратном направлении. Об этой удивительной возможности слышали многие, но вот поверили в ее реальность единицы.
Яков Борисович надеялся, что через семь лет обо всем этом вспомнят ох как не сразу!
*
3 апреля 2005 год.
Обезумевший старик подготовил все необходимое, взял еду с водой, запасные ключи, записал нужные пароли и тайно пробрался в лабораторию. Здание института он знал даже лучше, чем любимую звездную систему В17, поэтому ему без проблем удалось незаметно пребывать в институте почти полторы недели.
Закодировать сообщение также не составило труда: ученый решил воспользоваться азбукой Морзе, заменив точки и тире нулем и единицей. Уж это-то должны будут понять и расшифровать через семь лет, когда сигнал придет на Землю якобы с далекой планеты и будет продолжаться девять дней. Никто не подумает о первоапрельской шутке, и не сразу обо всем догадаются сотрудники института РАИВ, который отслеживает и расшифровывает все волновые сигналы. Они будут долго думать, тешил себя мыслью Яков Борисович, что сообщение прислано враждебными инопланетянами:
"мы наконец решили. что делать с вашей расой. вы глупые и недалекие создания. вы не достойны даже знать. кто мы такие. вы генетически несовершенны. но подстраиваете окружающее под себя. и губите все. вы не представляете угрозы нашей высокоразвитой расе. но вы должны быть уничтожены в самое ближайшее время. и вы будете уничтожены. почти все ваши космогонические предположения ошибочны и нелепы. вы уверены. что ваше пространство трехмерно. а не пи-мерно. как является на самом деле. вы не имеете право существовать. а мы-мы-мы не намерены вас обучать. наш военный флот ожидайте в течение года по вашему времени. после получения этого сигнала. мы будем рады. если вы окажете нам хоть какое-нибудь сопротивление. поэтому предупреждаем заранее. готовьтесь. хотя это бесполезно. нас не волнует планета. и все остальное на ней. мы уничтожим только ваш вид. который является ошибкой случайно занесенного космической пылью генотипа.
приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
во всем можете винить директора РАИВ Зеленкина.
вас уничтожат, вас уничтожат, вас уничтожат..."
Я всем отомщу, мечтал ученый, набирая трясущейся рукой этот текст. Он не думал, что упоминание Зеленкина может раскрыть всю его затею, но сдержаться не смог, - откуда, скажите на милость, враждебным инопланетянам знать о каком-то там директоре РАИВ? И тем более обвинять во всем именно его, мало кому известного и ничего не представляющего из себя человека.
*
4 апреля 2005 год.
- Людочка, - своим неприятным картавым голосом позвал Зеленкин секретаршу, - вызовите ко мне Штейнберга.
- Сергей Владимирович, а его нигде нет, - сразу же ответила та, отложив пилочку для ногтей. - И в пятницу не было.
- Вы ему звонили? Без него же рухнет проект!
- Да, но связаться не смогла. Еще говорят, что ранним утром 1 апреля кто-то всех сотрудников разыгрывал вашим голосом, может, это как-то взаимосвязано...
*
13 апреля 2005 год.
Заметка в газете: "В подвале института РАИВ уборщицей было обнаружено мертвое тело пропавшего ученого Штейнберга Я.Б., предположительно покончившего жизнь самоубийством. При нем ничего не обнаружено. Заведено уголовное дело".
*
2008 год по земному времени.
Любимый прогулочный межпланетный лайнер императора заманнов, яркой негуманоидной расы системы АК-47, приближался к последней захваченной планете. Заманны, спустя тысячелетия после выхода в космос, решили отказаться от завоевания новых территорий и пространств, но на личные оскорбления всегда реагировали враждебно и с радостью уничтожали тех, кого считали врагами. А стать врагом заманнов - мягко говоря, это конечный этап любой расы (о чем подробно рассказывают во всех школах всех цивилизаций, хоть раз слышавших о расе "зеленых обжор", как неласково, но заслуженно тех обзывали). Не было более опасного и непонятного по своим действиям противника, не было более амбициозного и гордого существа, нежели Владыка Раив Негдо Жибориан. Если судьба вас случайно занесет на какой-нибудь пересадочный экспресс подальше от системы АК-47, вы будете коротать время, разгадывая кроссворд, и попадете на задание, например, "самый вонючий и напыщенный индюк" - будьте уверены и смело пишите "Жибориан".
Во Вселенной за ним закрепилась репутация "несговорчивого одиночки", с которым ни одна разумная раса не станет вести переговоры, чтобы даже намеком, даже легким движением пальца не обидеть и не задеть. Не улыбайтесь - ведь и это дважды служило поводом для начала войны: теперь расы кергов и кроханов больше не существует, а ведь представители этих гуманоидных рас всего лишь невинно и еле заметно улыбнулись в ответ на громкую отрыжку вечно жующего Жибориана. Его боялись и выказывали уважение, но вступать в союз никто не рисковал. Если ты молчишь и ничего не делаешь - ты никому не помешаешь, никого никогда не обидишь и не нарвешься не неприятности.
- Мы получили странный сигнал и расшифровали его, о ваша Зеленость! - Поклонился слуга Императора Жибориана, упершись всеми четырьмя конечностями в мягкий водянисто-желейный пол. - Нам угрожают какие-то недомерки с одной маленькой планетки, и они собираются полностью уничтожить наш вид, - оскалился тот серым рылом, сменив цвет глазницы с синего на красный, что означало искренние негодование и злость.
- Известны координаты этих недомерков? - спокойно спросил Император, не опуская взгляда на слугу и продолжая что-то пережевывать.
- Да, конечно, мы установили это. К тому же, они, прошу меня извинить, обвиняют во всем именно Вас, обозвав Вас Зеленкиным.
- Отправьте туда наш флот и угробьте всю их планету целиком! - так же умиротворенно прошептал Владыка заманнов. - В переговоры не вступать, сделать все быстро, тихо и незаметно, не хочу больше о них слышать. Тебе все ясно, Крунпикс?
- О да, ваша Красочная Всезеленость, все будет сделано.
- Ступай тогда! - фыркнул слизью Император Жибориан и закрыл все четыре глаза.
*
3 марта 2009 год, Земля.
На орбите третьей планеты от Солнца внезапно появилось пять больших космических крейсера, окутывающих темно-голубой шарик смертельной паутиной. Через семь минут Земля взорвется, но об этом не знала ни одна живая душа, это будет только через семь долгих минут.
Кто-то еще нежился в теплой постели, кто-то сидел за рабочим компьютером и лазил по всяким сайтам, кто-то влюблялся, кто-то мучился и страдал, кто-то покорял новые вершины, а кто-то просто прогуливался с женой по парку. Среди последних была одна уже немолодая пара с цветами. Седовласый мужчина нежно держал супругу за руку и по памяти читал одно из ее любимых стихотворений...
- Юра, я так тебя люблю, - мягким голоском почти пропела женщина. - Ты ведь никогда не уйдешь, да? Мы ведь никогда не расстанемся, правда?
- Конечно, правда, - ответил он и в последний раз ее поцеловал. ...Как и приказывал Император Жибориан, Земля была уничтожена быстро, тихо и незаметно
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
Антон Зайцев уныло смотрел в окно своей квартиры на восемьдесят втором этаже и не мог поверить, что все это скоро исчезнет. Не будет соседних небоскребов, старик с биноклем перестанет подглядывать за домом напротив, не будет приемов в центральной городской больнице, радостных возгласов вылеченных детей тоже он больше не услышит, как не увидит и добрых глаз регистраторши Болдыревой Наташи... Она ощутимо отличалась от всех остальных своей костлявой худобой и неестественно бледной мелованной кожей. Он не любил девушку, а просто привык видеть ее в белом халате, за стеклом, каждый рабочий день при входе в больницу. Наташа мило улыбалась и застенчиво моргала большими голубыми глазами, слегка кивая головой в левую сторону. По крайней мере, так думал Антон, что моргала ему она застенчиво. Он, убежденный холостяк и одиночка, знал, что никогда не пригласит ее в ресторан или к себе домой. Даже легкий флирт был таким же вероятным, как повторное заболевание скарлатиной или краснухой. Зайцев полностью оправдывал свою фамилию, истошно боясь любых отношений с женщинами.
Поняв, что больше не увидит Наташу, он неожиданно сильно захотел, чтобы та была его законной супругой. Он будет очень сильно любить ее, осыпать цветами, целовать, а она станет для него самой-самой лучшей и подарит ему трех здоровеньких детишек. Как ужасно об этом мечтать, зная, что очень скоро все исчезнет: и Наташа, и он сам, и все остальные люди.
- ...Они затаились в космосе, готовые врезаться в Землю и уничтожить нашу цивилизацию, - вновь послышалось из телевизора, и Антон повернулся лицом к экрану.
- Когда ждать столкновения? - в привычном голосе журналистки новостного канала сквозила паника и нескрываемый ужас.
- Несмотря на то, - жеманно продолжил руководитель астрономической лаборатории, по-женски облизнув нижнюю губу, - что в этом веке вероятность падения метеорита крупнее Тунгусского была ничтожно мала, мы работали во всеоружии, так как последствия подобного столкновения будут катастрофическими. При нынешнем уровне наших знаний это могло случиться как на прошлой неделе, так и на любой другой неделе...
- Но это случилось на этой неделе! - гневно перебила ведущая, стукнув рукой по столу. Искоркой блеснул бриллиант на обручальном кольце, подаренном ей будущим мужем-миллионером. - Я задала Вам конкретный вопрос: когда? Вы знаете ответ или нет?
"Не спасут тебя деньги ухажера, и его тоже не спасут, никого!", - с облегчением подумал Зайцев.
- К сожалению, это произойдет через пять дней.
- В век нанотехнологий и квантовых компьютеров - и никак нельзя сбить этот метеорит?
- Если бы астероид был обнаружен пять лет назад, можно было бы что-то сделать для предотвращения катастрофы. Использование ядерных зарядов неэффективно, так как...
- Да какая теперь разница? - вскрикнула всегда сдержанная журналистка, впервые встав за всю свою карьеру. Прямой эфир не мог скрыть бурлящих эмоций. - Что нам всем ждать?
- Я уполномочен ответить и на этот вопрос, - тяжело вздохнул тот, картинно побледнев, как и полагалось в подобной ситуации. Он-то знал, что его жизнь вне опасности. - Всё живое и неживое на планете будет уничтожено. Велика вероятность того, что и сама Земля тоже. Что будет с людьми? ...Всем известно, что на Марсе находится база по терраформированию красной планеты и наша первая колония. Единственный, к сожалению, межпланетный космический корабль "Счастливчик", который и доставил на Марс первых поселенцев, вмещает только десять тысяч пассажиров и пятьсот человек экипажа. Создан Всемирный центр спасения человечества, который в ближайшие дни проведет...
- Отбор избранных! - сорвалась ведущая, откинувшись на мягкую спинку кресла. - Вы хотите сказать, что из десяти миллиардов спасут только десять тысяч?!
- К сожалению, это так. Из ста крупнейших городов мира будет отобрано по сто человек. Как вы назвали, "отбираться" будут видные деятели науки, медицины, спорта, искусства, хорошие специалисты своего дела и простые работяги... Также на корабль в обязательном порядке попадет с каждого города по пять обычных семей, состоящих из четырех человек, в которых по двое детей: мальчик и девочка. Остальные восемьдесят...
- И кто будет заниматься отбором избранных? - желчно спросила журналистка.
- В базу данных самого мощного компьютера Кабер-24 помещены списки всех людей на планете, со всеми данными, характеристиками, биографией. Во избежание личностных пристрастий, для максимальной субъективности и наибольшей подходимости, этим будет заниматься компьютер, - сухо ответил он.
- Искусственный интеллект будет решать, кому жить, а кому нет? - не поверила женщина.
- Да. К сожалению, по понятным причинам, сотню, как вы выразились, "избранных", будут скрывать. За определенное время до старта "Счастливчика" с каждого из ста городов с секретного места вылетят авиалайнеры, которые и доставят выбранную сотню людей на космодром. Всю остальную информацию мы вынуждены держать в тайне.
Ещё бы! Зайцев апатично переключил телевизор на канал "Дискавери". Начнутся массовые беспорядки, вмешаются военные, сотню избранных будут доставлять не иначе как под охраной... Всё повторится, как в одном старом американском фильме. И почему я не этот тигр? Устало лежит себе и ни о чем не подозревает, греется под солнечными лучами возле реки. Ему совсем нет дела до какого-то там метеорита, он живет на момент "сейчас", а не на "завтра".
Антон пододвинул старое кресло-качалку и удобно устроился напротив телевизора. Показывали разнообразие жизни долины Серенгети. Его пустой взгляд бездумно уткнулся в размытое марево экрана. Он медленно раскачивался, понимая, что выхода нет. Через пять дней ничего не будет. Но для детского врача Зайцева мир уже рухнул, прямо сейчас, а не через пять дней, как для всех остальных, кроме десяти тысяч счастливчиков. Оставались только безмятежная тишина и привычное одиночество. И успокаивающее мерное покачивание.
Он не знал, что творится в городе, и не хотел знать. Совсем ничего не хотел знать.
Прошли сутки. Антон понял, что бессмысленно ждать метеорит. Помимо кресла от деда остался еще и старый пистолет, который заряжался давно не используемыми пороховыми пулями и поэтому нигде не регистрировался при выстреле. Хотя кого сейчас это волнует? Он вправе распорядиться своей жизнью так, как вздумается. Засунуть дуло в рот и нажать на курок - всего-то...
Неожиданно звонкий сигнал Mailer"a отбросил суицидальные мысли. Если бы было можно, Зайцев давно бы избавился от "мыльницы", как он называл обязательный в каждом доме электронный почтовик, встроенный во входную дверь. Подойдя и глянув на дисплей, Антон не поверил глазам. Пришло письмо от "Всемирного центра спасения человечества".
Неужели его выбрали в сотню избранных, промелькнуло прежде, чем он нажал на распечатку письма. Ну конечно, а почему нет? Это вполне возможно: детский врач с множеством почетных грамот и дипломов, 35 лет, генетически здоров, крепок, одинок, привязанностей нет, родных тоже нет - он идеально подходил, чтобы попасть в число Избранных.
Первое в письме, что бросилось в глаза, стало "... Вы являетесь сто первым в списке..."
Зайцев истерично засмеялся и плюхнулся в кресло, продолжая держать в правой руке распечатанный листок. Немного успокоившись, он обрывочно дочитал письмо: "...В случае если в течение этих трех суток (до вылета на космодром), произойдут какие-либо изменения в списке сотни спасенных, мы сразу же с Вами свяжемся и сообщим о дальнейших действиях..." "Самостоятельно ничего не предпринимайте, это может повлиять на..." "Всю информацию настоятельно рекомендуем сохранять в тайне во избежание..."
Медленно, по длинным и узеньким кусочкам разрывая письмо, в голове стучало как когда-то в рельсовых поездах: "Сто первый... Сто первый... Сто первый... Сто первый..."
Ему никогда не везло. С чего бы этому измениться сегодня, да еще в самый нужный и ответственный момент?
Один человек, мешает только один человек. Убить? Даже если бы он узнал кого-нибудь из отобранной компьютером сотни, врач не смог бы убить человека. Не потому, что давал клятву Гиппократа, а потому, что просто не мог. Даже ради спасения собственной жизни. В случае же Зайцева "тем более" ради спасения собственной жизни.
Время для него текло незаметно, как бы само по себе, отдельно от него, где-то вдали, там, за дверью, за окном, за стенами... Как плывет бумажный кораблик по реке.
Еще сутки Антона сверлила только одна мысль: смог бы он убить, если бы узнал кого-либо из сотни избранных его города и, имея шанс пристрелить, встретил того на улице? Сбоку на столе предательски лежал со вчерашнего дня пистолет и смотрел прямо на него. Качание на кресле стало дико нервировать, а резвящиеся в реке детеныши зебр - раздражать. Зачем ждать оставшееся время? Всего лишь один выстрел - и всему конец.
Зайцев не понимал, слабость это или сила, но встал и подошел к столу. Крепко сжав пистолет, направил дуло в рот, но к курку палец приблизить не успел. Кресло внезапно качнулось, и, щелкнув, упал пульт управления его древнего телевизора, который автоматически переключился на местный новостной канал.
- Только что представителем Центра спасения человечества было официально объявлено, что от сердечного приступа скончался доктор медицинских наук, входивший в число сотни избранных нашего города. В связи с этим список сдвигается...
Антон отбросил пистолет и подбежал к пульту. Дрожащим пальцем нажал на повтор этого сюжета и только тогда поверил услышанному. Только что, в нашем городе, скончался, один из... Один из... Отрывок повторялся снова и снова. Качание кресла уже не раздражало. Неожиданно захотелось курить. Ведь на космическом корабле это вряд ли разрешат. Так захотелось попробовать, впервые в жизни. На прошлый день рождения коллеги, пытаясь удивить (и им это удалось!), подарили гаванские сигары.
И всё-таки мне повезло, думал он. Единственный раз в жизни, но зато так повезло. Безрадостное детство в приюте для сирот, унылые годы одиночества в университете, практика и работа... Казалось, он никогда и никому не был нужен. Но свершилось! Его час настал. Скоро ему сообщат, что делать дальше и куда идти. Радость переполняла его, хотелось прокричать на весь мир, что он один из избранных. Но надо держать всё в тайне и не суетиться. За ним придут или позвонят. Остается только ждать...
Эх, а Наташу Болдыреву все же жаль, она бы была для него идеальной женой.
Снова переключив на канал о животных, Зайцев задымил. Показывали крупнейший в мире транснациональный заповедник "Большое Лимпопо". Мерно журчала речка и успокаивающе раздавались птичьи трели. Приглушив звук, Антон закрыл глаза и, продолжая держать дымящуюся сигару, уснул.
Кресло остановилось, сигара давно потухла и выпала из тонких пальцев... Антон спал.
Очнулся он сам. Тело неприятно хрустнуло и вздрогнуло. Из окна дружелюбно светило необычно яркое солнце. Сколько прошло минут, Зайцев не знал. Но был уверен, что не больше часа. Почему же до сих пор с ним никто не связался?
Телевизор неустанно показывал живой и неизменчивый мир дикой природы.
Надо что-то делать, понял Антон. Но что? Обратные адреса его почтовик не сохранял, а письмо он порвал на мелкие кусочки. Дыхание стало чаще, лоб вспотел, появились мурашки... Он не имеет права упустить единственный шанс для спасения. Переключив на новостной канал, увидел ту же самую журналистку, измученную и неухоженную, с неопрятными волосами и уже без кольца с бриллиантом.
- Только что стало известно, что с одной из крыш небоскреба в центре города вылетел авиалайнер с сотней избранных на космодром к "Счастливчику". Нас оставили умирать!
Не может быть, не поверил Зайцев. А как же он? Ведь он был сто первым! Это его должны были взять на корабль. Он живет в небоскребе в центре города. Только сейчас в правом нижнем углу экрана Антон увидел сегодняшнее число. Оказалось, он проспал целые сутки! Мало того, он проспал свою жизнь.
Шанс, ему предоставили самый значимый шанс, а он его так беспечно упустил.
"Трус! Трус! Трус! - корил он себя. - Если бы сразу застрелился, ничего бы этого не знал. И всё давно было бы кончено. Заставить себя ни о чём не думать и, наконец, сделать то, что хотел в первый же день".
- Нас всех нагло обманули! - вскричала разъяренная журналистка на одной из городских улиц. - Каждому был присвоен номер "сто первый" в списках избранных и каждому это сообщили, настоятельно рекомендовав держать всё в тайне. Они боялись и думали, что мы будем спокойно молчать и ждать того, что что-то изменится в списке. С семьями было проделано по такой же схеме. И все мы действительно молчали, потому что...
Раздался выстрел. Молодая привлекательная женщина в строгом костюме мгновенно исчезла с экрана. Оператор успел крупным планом показать упавшее тело журналистки с раздробленной головой, и камера, в руках профессионала, направилась на убийцу. Им оказался совсем еще юный парнишка, придерживающий на плече винтовку. Пьяным взглядом он уставился на оператора, промямлил что-то неразборчивое и направил ствол прямо на камеру. Экран погас, и Зайцев впервые за несколько суток выключил телевизор.
Он запутался и устал. Только что значимый шанс, который Антон упустил, оказался пустой фикцией, сладким пшиком. Шок от упущенного момента сменился новым шоком и расставил все точки над "и". Всего лишь один выстрел... Дьявол, это же так просто!
В третий раз крепко сжав пистолет, чтоб не выронить, Зайцев направил дуло в рот. Сейчас он точно это сделает, нажмет на курок и... Надрывно просигналил Mailer, и от неожиданности Антон выронил оружие. Безразлично подойдя к двери, нажал на распечатку, даже не глядя, от кого пришло последнее в его жизни письмо. Иначе "мыльница" будет сигналить беспрерывно, а умереть хотелось в тишине.
Взяв письмо, первым было прочитано следующее от почтовой компании: "Приносим извинения за опоздание этого письма на сутки. За компенсацией Вы можете обратиться..." Антон истерично рассмеялся. Ну конечно: сейчас он побежит за компенсацией. Это даже не смешно. Он уселся в кресле и начал медленно раскачиваться.
Любопытство победило, и Зайцев решил прочесть это письмо. Буквы сливались и, казалось, бегали по бумаге. "... В связи с кончиной одного из избранных, Вы стали на его место. Ваши данные идеально соответствуют максимальной подходимости для заселения колонии на Марсе. В сложившейся ситуации мы не рискуем связываться с Вами по телефону, а используем только криптозащищенный почтовый канал. Также мы не можем обеспечить Вам положенной охраны и доставить на место отбытия воздушного лайнера на космодром. Но от Вашего небоскреба до этого засекреченного места не более десяти минут пешей ходьбы. Не привлекая внимания, Вы должны прибыть в самое ближайшее время на крышу по этому адресу..."
Зайцев схватился за голову и начал безумно трястись. Влив в себя пол-литра давно подаренного коньяка, он отключился и провалялся в беспамятстве больше суток. Первое, что сделал, очнувшись, включил уже ненавистный ему телевизор. Радостный возглас незнакомого мужчины в синей джинсовой рубашке мгновенно отрезвил.
- Сенсация! "Счастливчик" сменил курс и столкнулся с астероидом! "Счастливчик" уничтожен! - еще более восторженно воскликнул он. - Как утверждают ученые, именно благодаря этому столкновению астероид пролетит на достаточно безопасном для Земли расстоянии. Мы живы! Только что мне сообщили, что компьютер Кабер-24 принял самостоятельное решение, как можно спасти планету и всех людей. Он проявил самую гуманную инициативу, сам позаботился о нас лучше нас самих! Религиозные фанатики твердят о вмешательстве Всевышнего и каре небесной. Люди слишком быстро жили, неправильно, и виной этому были те, кто попал на "Счастливчик". А этот астероид - кара небесная. И компьютер принял сразу два верных решения, выбитых одним мощным пороховым залпом: как уничтожить виновников и спасти все человечество и планету. Никто об этом не знал раньше, это факт! Пока никто не может утверждать точно, что же случилось на самом деле и как мог искусственный интеллект все это придумать. Была ли это хитрая многоходовая комбинация его творчеством, или чьим-то еще. Очевидно одно: судя по всему, суперкомпьютер просто решил задачу минимизации жертв. Но если все от начала до конца задумано им самим, то он удивительно тонко вел себя с людьми. В человеческой психологии он разбирается лучше людей. Впрочем, какая теперь разница? Мы живы! Мы все живы...
Зайцев опустил голову и единственный на планете горько заплакал, представляя добрые голубые глаза Болдыревой Наташи.
 

ulchonocK

Пользователь
Пользователь
24 Авг 2006
23
0
0
Бернард Вербер
империя ангелов
мы-боги
последний секрет
танатонавты

книги очень порадовали, интерсные, есть о чем задуматься))
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
Муж доктора наук профессора Мущиновой домохозяин Феминов Николай Сергеевич насухо вытер последнюю вымытую им тарелку и присел на минутку отдохнуть от домашних хлопот. Все хозяйственные дела были сделаны. Дочка Элла с яблоком отправлена в школу, сын Петя с решенной курсовой — в институт, близнята Саша и Маша с запасными колготками отведены в ясли. Постельное белье в прачечную сдано, выстиранные с вечера платья жены отглажены, обед приготовлен; в оставшееся время Николай Сергеевич успел еще пропылесосить ковры, заплатить за квартиру и немного повязал. Не привыкший сидеть без дела, Феминов механически снял с полки банку с гречневой крупой, высыпал гречу на стол и стал медленно перебирать.

Невеселые мысли посещали его. Вчера снова в их чистую, уютную квартирку ввалилась орда женщин —коллег жены по работе, — и Николай Сергеевич как угорелый носился из кухни в гостиную и обратно, что-то готовил, мыл тарелки, опорожнял пепельницы и — улыбался. В гостиной было накурено, спорили об интегралах Лебега-Стильтьеса, искусственном интеллекте и прочей ерунде, а близнята не могли уснуть. “И потом жена даже не поцеловала меня, — с обидой подумал Феминов. — А ведь когда-то вместе учились в университете...” Николай Сергеевич всегда успевал лучше жены, но потом пошли дети, стирка, уборка, готовка — и работу пришлось оставить. “А ведь Сашка Холостиков, который всегда у меня списывал, уже кандидат...”

Телефонный звонок вывел его из задумчивости. Звонили из школы — Элла опять набедокурила: стреляла в учителя физики из рогатки, когда тот рассказывал о законе Ома, — просили зайти в школу отца или мать. “Мать, — с иронией подумал Феминов. — Разве ей есть дело до детей, только работа, да преферанс до четырех утра...”

“Уеду к папе”, — неожиданно решил он — и даже выпрямился, хотя в глубине души хорошо знал, что никуда он не уедет, потому что любит детей и хочет, чтобы у них было счастливое детство, чтобы они знали, что у них есть мать. И еще потому, что ему приятно поболтать в свободное время с приятелями, такими же домохозяинами, как и он сам, и как бы между прочим похвалиться новенькой бритвой, которую привезла ему жена из заграницы. “Все-таки я люблю ее”, — с внезапным приливом нежности подумал Николай Сергеевич, снял передник, отсчитал в кошельке мелочь и засуетился у вешалки. — Куплю к ужину коньяку, Верочке будет приятно”.
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
Мозг – своеобразный орган. Он ведает всеми ощущениями тела, но сам ничего не ощущает, когда к нему прикасаются, когда его режут скальпелем. Один человек умрет от легкого сотрясения мозга, а другому можно голову пробить ломом и у него только характер испортится. Последнее время вошло в моду проделывать над мозгом жуткие вещи с помощью игл и раскаленной проволоки для лечения различных депрессивных психозов. Это страшная операция, и она не внушает мне доверия. Иногда она уничтожает совесть пациента и почти всегда уродует его здравый смысл и душевное равновесие.

Например, в одном чикагском страховом обществе был агент, восходящая звезда, которого правление очень ценило. К несчастью, им часто овладевала хандра, и, когда он уходил со службы домой, никто не знал, воспользуется ли он лифтом или шагнет за окно десятого этажа. В конце концов правление убедило его расстаться с крохотной частичкой лобной доли мозга и он согласился лечь на операцию. После этого восходящая звезда взошла. Ни один агент со дня основания общества не совершил равных подвигов в области страхования. И в знак признательности он был сделан его вице-президентом. Однако все упустили из виду один факт: лоботомия не способствует тонкости суждения и осторожности. Когда страховой агент стал финансистом, он потерпел полный крах, а с ним и общество. Нет, я бы не хотел, чтобы кто-нибудь менял схему моей внутренней проводки.

Это напомнило мне про случай, о котором мне недавно довелось услышать.

Я принадлежу к небольшому кружку ученых, которые раз в месяц встречаются в отдельном кабинете малоизвестного ресторанчика. Считается, что мы приходим туда обсуждать научные статьи, но на самом деле нас туда [c.451] приводит разносторонность интересов и словоохотливость, свойственные всей нашей компании. Здесь не место надутым педантам. Мы высмеиваем друг друга немилосердно, а если вам это не по вкусу, что ж – дверь открыта для всякого, кто хочет уйти. Сам я нечто среднее между математиком и инженером, большинство же участников этих сборищ – медики. Да сжалится небо над официантками, когда у врачей развязывается язык! Не стану утверждать, будто порой свет электрических лампочек мертвенно синеет, а в воздухе попахивает серой, но в целом это близко к истине.

Душа нашей компании – Уотермен. Он заведует государственным сумасшедшим домом, расположенным примерно в пятидесяти милях от города, и смахивает на преуспевающего добродушного и довольного жизнью владельца кулинарной лавки. Он невысок, толст, обладает моржовыми усами и совсем лишен тщеславия. Обычно он является в сопровождении какого-нибудь бедняги, которого он взял под свое крыло. На этот раз он пришел с высоким болезненного вида человеком, фамилию которого я не расслышал. Он как будто был врачом, но в нем чувствовалась стеснительность, которую я часто замечал у геологов или инженеров, пробывших слишком долго вдали от цивилизации, где-нибудь в горах Кореи или в джунглях Борнео. Стеснительность эта порождается, с одной стороны, отвычкой от цивилизованного мира и, с другой, – чрезмерной застенчивостью и недовольством собой. Некоторым из этих ребят приходилось проделывать вещи, которые для цивилизованных людей не проходят безнаказанно и навсегда оставляют в душе рубцы и шрамы.

Не знаю почему, но разговор зашел о лоботомии. Кажется, один из инженеров поинтересовался, не может ли эта операция помочь его психически больному дальнему родственнику. Каждый из присутствовавших имел свое мнение по этому вопросу. Некоторые считали лоботомию полезной, однако большинство – даже нейрохирурги – и слышать о ней не хотели.

Затем речь зашла о том, что может сделать с мозгом ребенка автомобильная катастрофа. Тема эта обсуждалась со всеми малоприятными подробностями – разговоры врачей между собой вообще не для слабонервных. Завязался напряженный спор, и собеседники не замечали ничего вокруг. Как вдруг послышался глухой стук. Мы все очнулись и увидели, что знакомый Уотермена лежит без чувств на полу. На его лбу блестели капли пота. Уотермен нагнулся над ним и пощупал его пульс. [c.452]

– Вряд ли это что-нибудь серьезное, – сказал он. – Это мой пациент, но он вполне разумен, и я надеялся; что наше общество его развлечет. Он страдает амнезией, и мы не знаем даже его настоящей фамилии. Мне не следовало рисковать и брать его с собой. Давайте побыстрее вынесем его отсюда, и можно будет продолжать беседу.

Уотермен позвонил к себе в больницу и вызвал санитарную машину, а двое из наших врачей переговорили с владельцем ресторана. Он был недоволен случившимся, однако разрешил нам перенести больного в одну из задних комнат, где его положили на диван. Он понемногу приходил в себя. Было очевидно, что он находится в состоянии сильнейшего возбуждения и растерянности. Он что-то бессвязно бормотал. Можно было разобрать слова: “гангстеры”, “маленький Поль”, “Марта” и “столкновение”. Слова эти слагались во фразы, но он говорил так тихо, что никто ничего не мог понять.

Уотермен сходил в гардероб за своим чемоданчиком и дал больному что-то успокаивающее, по-моему, снотворное. Больной было затих, но действие подобных средств никогда нельзя предугадать заранее. Вскоре он открыл глаза и заговорил более громко и внятно. Речь его стала связной.

Уотермен – хороший врач и умеет пользоваться благоприятными возможностями.

– Я не могу упустить такого случая, – воскликнул он. – Он заговорил. Примерно полтора месяца назад полицейский нашел его в подворотне. Из полиции его переслали к нам. Он не помнит даже своей фамилии. Мы знаем, что он врач, и нетрудно догадаться, что он перенес тяжелое душевное потрясение и, возможно, не одно. До сих пор он набирался сил, и мы не хотели тормозить выздоровление излишними расспросами. Но раз он заговорил сам, то приступим!

Наблюдать возвращение исчезнувшей памяти было захватывающе интересно. Уотермен умел обращаться с больными, и всем доставляло большое удовольствие слушать, как виртуозно он задает вопросы. Утраченная было личность постепенно возникала перед нами, как лицо утопленника, которого вытаскивают баграми из воды. Я не делал никаких заметок, но Уотермен заносил все в свою черную книжечку, и нижеследующий диалог я взял из его записей.

Вопрос. Как вас зовут?

Ответ. Артур Коул.

В. Вы врач, не правда ли?

О. Да. [c.453]

В. Какое учебное заведение вы кончали?

О. Центрально-Западный медицинский колледж в Чикаго, выпуск 1926 года.

В. Где вы были интерном?

О. Я был ассистентом хирурга в чикагской хирурго-терапевтической благотворительной больнице. Вы, наверное, знаете, где это – в Саут-Энде.

Мне смутно вспомнилась эта больница – огромное, прокопченное кирпичное здание в гниющем аду мертвых улиц, там, где Саут-Энд сливается с Уэст-Эндом.

В. Ассистентом хирурга? Это интересно – вы специализировались в какой-нибудь узкой области хирургии?

О. Да, конечно. В течение двух лет я делал самые разные операции, которые мне поручали, но я всегда хотел стать нейрохирургом... О чем я говорю? Боюсь, я отвечаю очень сбивчиво. Я совсем забыл, что был нейрохирургом.

В. Так, значит, вы были нейрохирургом? Где вы работали потом?

О. Я помню длинные запертые коридоры и зарешеченные окна. Как же это место называлось? Наверное, это была психиатрическая лечебница. Да, да припоминаю, это была Мер... Мер... Меридитская окружная психиатрическая больница. Кажется, это в штате Иллинойс?

В. По-моему, да. Вы не помните, как назывался город, где была ваша больница?

О. Бакминстер. Нет, не Бакминстер. Вспомнил – Леоминстер.

В. Верно. Эта больница находится в Леоминстере. Сколько вам было лет, когда вы начали там работать?

О. Лет тридцать.

В. Помните ли вы, в каком это было году?

О. Это было в 1931 году.

В. Вы туда поехали один?

О. Нет, с женой. Я женат, не правда ли? Что случилось с моей женой? Она здесь? О господи! Марта... Марта!

Вдруг он стал бессвязно что-то выкрикивать. Уотермен сказал:

– К сожалению, придется дать ему еще дозу снотворного. Но минимальную. Я не хочу упустить такой случай – узнать о нем как можно больше.

Наркотик подействовал, и больной постепенно успокоился. На несколько минут он впал в оцепенение и, казалось, не мог говорить. Потом он постепенно пришел в себя, и Уотермен возобновил допрос.

– Вы должны нам помочь, чтобы мы могли помочь вам, – сказал он. – Соберитесь с мыслями. Сколько [c.454] времени вы были женаты перед тем, как переехали в Леоминстер?

О. Меньше двух лет. Марта была медсестрой в чикагской больнице. Ее девичья фамилия Соренсон. Она из Миннесоты. У ее отца ферма, где-то у границы со штатом Северная Дакота. Мы сыграли свадьбу там.

В. Дети?

О. Да, сын, Поль. Теперь я все вспомнил, – он схватился за голову и зарыдал, повторяя: “Где ты, Поль? Где ты, Поль?” Было как-то неловко чувствовать себя посторонним зрителем такого горя.

Уотермен стоял у изголовья больного. Я привык к тому, что он – душа общества, веселый, остроумный, любитель соленых анекдотов. Но Уотермена-врача я еще никогда не видел. Он был спокоен, полон достоинства, и его голос облегчал страдания лучше любого болеутоляющего. Это был сам Эскулап – бог врачевания.

– Успокойтесь, доктор Коул, – сказал он, – мы хотим помочь вам, только вы можете научить нас, как это сделать. Расскажите что-нибудь об окружной больнице. Вы жили при ней?

О. Несколько месяцев. Затем мы купили заброшенный фермерский дом примерно в миле от больницы. Марта считала, что мы приведем его в порядок, я же не представлял себе, как мы избавимся от всей этой грязи и хлама. Марта могла превратить даже свинарник в уютное жилище. Погодите! Я помню, что перед нашим домом проходило большое шоссе...

Он уткнулся лицом в диван, обхватив голову руками, его плечи задергались.

– Тормоза, – простонал он, – я слышу, как они визжат. Удар! Машина перевернулась. Кровь на бетоне... кровь на бетоне! Я видел ее и ничего не мог сделать, ничем не мог помочь!

Уотермен сделал нам знак соблюдать полную тишину. Было мучительно наблюдать ничем не прикрытую агонию чужой души. Постепенно рыдания стихли, и Уотермен продолжал:

– Не нужно вспоминать все подробности сразу, – сказал он. – Будет лучше, если вы разрешите мне задавать вопросы. Скажите, что это было за местечко, Гудер?

О. Один из городков, рассыпанных по прериям. Он обслуживал нужды окрестных фермеров, но, правда, в нем была фабрика.

В. Фабрика? Какая? Что она выпускала?

О. Я никогда не мог узнать толком. Жители городка... но ведь им верить невозможно. Вы знаете, какие слухи и [c.455] сплетни изобретаются в таких тихих поселках.

В. Что это были за сплетни?

О. Одни говорили, будто это штаб-квартира бутлегеров, другие – что это подпольный центр производства наркотиков. Во всяком случае, на меня эта фабрика всегда производила тягостное впечатление.

В. Почему же?

О. Это было низкое, обветшавшее бетонное строение времен первой мировой войны. Как-то раз во время прогулки я направился в ту сторону. Мне все время казалось, что за мной кто-то следит, и я не решился подойти слишком близко. Пустырь вокруг фабрики густо зарос колючим бурьяном, ее окружали канавы с зеленой застойной водой. На пустыре валялись разбитые старые автомобили и остовы сельскохозяйственных машин. Казалось, там никто не бывает неделями, но иногда мы видели, как к фабрике в сумерках подъезжал большой автомобиль.

В. Какой автомобиль?

О. Он походил на дорогой лимузин, но мощностью не уступал грузовику, а человек за рулем...

В. Когда вы видели этого человека?

О. Это произошло, когда лимузин мчался по шоссе мимо нашего дома со скоростью свыше восьмидесяти миль в час, как раз перед... О господи! Я увидел, как мой автомобиль был распорот, точно намокший бумажный кораблик, и вылетел за обочину. Это ехали они. Мой Поль... моя Марта, мой бедный маленький Поль...

Речь Коула снова стала бессвязной, он весь дергался. Нечто подобное я видел только у подопытных животных на операционном столе. Уотермен впрыснул ему еще что-то не то успокаивающее, не то возбуждающее, и Коул постепенно затих.

В. Расскажите мне про человека в лимузине.

О. Высокий, толстый, щегольски одетый, с багровым шрамом на щеке от уголка глаза до губы.

В. Вы не помните, как его звали?

О. Кажется, Макалузо. Но его никогда не называли по имени. Местные жители мало о нем говорили, а когда упоминали, то называли его Головой.

В. Это он занимался производством наркотиков?

О. Кажется, но один мой приятель говорил, что он, кроме того, крупный грабитель банков. И чрезвычайно хитрый. Полиция давно следила за ним, но достаточным уликами не располагала.

В. Что было после катастрофы?

Больной пытался ответить, но был не в силах [c.456] произнести ни слова. Уотермен терпеливо ждал, чтобы Коул взял себя в руки. Наконец он заговорил хрипло, с трудом.

О. У моей жены оказался перелом позвоночника. С того дня и до самой смерти она не сделала и шага... Мой сын ударился головой о переднее сидение и ему раздробило лобную кость. Я увидел сплюснутую, совершенно бесформенную голову. Мой коллега, второй хирург больницы – хороший врач, он спас ему жизнь. То есть спас жизнь глухому, слепому, парализованному идиоту. С уходом, который он получает сейчас в частной клинике, он, вероятно, переживет многих здоровых детей. Вы понимаете, что это означало. В государственном приюте такого ухода не получишь, а для частного нужны деньги, деньги, деньги. А иначе – видеть этот ужас перед собой всю жизнь. Господи, это не может быть правдой! Это неправда!

В. А разве вам не предложили денежной компенсации? Разумеется, я не хочу сказать, что деньги возместили бы вам подобную утрату, но ведь они пригодились бы вам, чтобы обеспечить нужный уход за вашей женой и сыном.

О. Да, мне предложили компенсацию. Через несколько дней после случившегося мне позвонил местный юрист Питерсон. Он слыл в городке весьма ловким адвокатом. Питерсон спрашивал, кто мой поверенный. Я был в хороших отношениях с юрисконсультом нашей больницы Эпштейном, и я назвал его. Эпштейн велел мне не подходить к телефону и уклоняться от встречи с Питерсоном до тех пор, пока он сам со мной не поговорит.

В. А что произошло затем?

О. Пришел Эпштейн, и я спросил, чем объясняются подобные предосторожности. Он сказал, что Питерсон – большой приятель Макалузо и его адвокат. Эпштейн мне также рассказал кое-что о Голове и о том, что местные власти у него на жалованье. Было бесполезно пытаться что-нибудь предпринять против него. Тут пришел Питерсон. Щегольские усики, сюртук, пенсне на черной ленточке. Мне он очень не понравился, но ему нельзя было отказать в вежливости.

В. Он вам все же предложил деньги?

О. Он не сказал нам, кого он представляет, и заявил, что его клиент не несет никакой ответственности за происшедшее. Он предложил мне чек на тридцать тысяч долларов в обмен на расписку об отказе от претензий. Говорил он очень убедительно, а деньги были мне необходимы. Я взял бы чек, но Эпштейн заявил, что расписку мы дадим лишь за пятьдесят тысяч долларов, [c.457] так как больничные расходы очень велики и мне предстоит нести их еще длительное время. Питерсон объявил, что это невозможно, но у меня хватило ума промолчать. В конце концов он согласился на пятьдесят тысяч, и Эпштейн посоветовал мне принять эту сумму.

В. Такая компенсация, вероятно, облегчила ваше положение. А что произошло потом?

О. Лечить Поля больше не имело смысла. Он мог есть и физически он был достаточно здоров, но это был не мой сын, а бессмысленное животное. Он мог только лежать – глухой, слепой. Несмотря на все наши старания, нам не удалось заметить в его поведении ни единого проблеска разума. Мы сумели поместить его в один из немногих приютов для таких калек, но в нем ничего не осталось от человека, навещать его регулярно не было смысла.

В. А что сталось с вашей женой?

О. Она лежала в больнице штата, примерно в двадцати милях от нашего дома. Сначала все шло хорошо, и я подумывал построить специально оборудованный для нее дом с пандусами и особым кухонным оборудованием. Однако у нее были больные почки, а это всегда наиболее уязвимое место у больных с параплегией [параплегия – паралич обеих верхних и нижних конечностей]. Ее здоровье быстро ухудшалось. Через три месяца у нее началась уремия, она впала в коматозное состояние и больше не приходила в сознание. Умерла она поздней осенью. К счастью, мои коллеги врачи были очень внимательны ко мне, и последние дни я провел у постели жены. Похоронили мы Марту в ее родных местах в Миннесоте. Ее отец, суровый старик-швед, все время молчал, но я видел, что он убит горем.

В. Таким образом, вас уже ничто не связывало с Леоминстером. Вы туда вернулись?

О. Да. Поезд прибыл на станцию около десяти вечера. Я заметил на перроне двух подозрительного вида молодчиков; они, казалось, ждали меня. Один был дюжий боксер со сломанным носом. Второй – среднего роста, худой, с морщинистым, болезненным лицом. Он был в облегающем пальто, шляпу надвинул на самые глаза, а руки не вынимал из карманов. Боксер подошел ко мне сбоку и сказал сиплым голосом астматика:

– Вы нам требуетесь. Хозяин разбился.

– Хозяин? – переспросил я. – А кто это?

– Вы его знаете, – прохрипел боксер. – Его все знают. И вы в том числе. Это Голова. Мы ехали не так уж и быстро, миль восемьдесят, не больше, как вдруг на шоссе [c.458] вышла погулять корова. Ну, из коровы получился бифштекс, а из машины – лепешка. Ее три раза перевернуло. Голову шарахнуло о ветровое стекло, и нам что-то не нравится, как он выглядит. Мы посторонних глаз не любим. Да и ехали мы по делу, которое никого, кроме нас, не касается, а потому отвезти Голову в больницу мы не можем. А работа как раз по вашей части. Мы вас знаем, говорят, что в своем деле вы спец. Нам кажется, что мы с вами сговоримся. Ну, а если нет, то все равно, пошли...

Я ответил, что мне нужно зайти в больницу за своим чемоданчиком.

– Делай, что тебе говорят, умник. Тебе же будет лучше. Идем, – процедил второй, в узком пальто, и буркнул в сторону своего товарища: – Много треплешься, Жирный.

Вокруг не было ни души, и я не мог позвать на помощь; магазины уже закрылись. Все это очень мне не нравилось, но мне оставалось только одно – подчиниться.

Мы проехали около полутора миль и остановились на заросшем бурьяном пустыре у ворот фабрики. Кто-то крикнул:

– Эй вы, пароль!

Жирный что-то промычал, и нас пропустили. Меня подхватили за оба локтя и ввели в контору. Это была уютная и даже с некоторой изысканностью обставленная комната – ничего подобного я не ждал после разбитых окон и голых половиц в остальных помещениях. Меня втолкнули в дверь так резко, что я, споткнувшись о порог, упал. Поднявшись, я увидел в комнате еще двух человек, кроме моих провожатых. Одним из них был Питерсон. Он помог мне встать. Второй был в коричневом костюме из твида и походил на энергичного старшего служащего какой-нибудь солидной фирмы. Имени его я так и не узнал, но, думаю, он был посредником между Головой и крупными деловыми воротилами.

Питерсон сказал:

– Я прошу извинения за нашу бесцеремонность, но мы оказались в таком положении, что не можем соблюдать правила вежливости. Мы не желаем вам ничего, дурного, но мы надеемся на вашу сдержанность. С мистером Макалузо произошел несчастный случай, а вести его сейчас в больницу было бы неразумно. Мы рассчитываем на вашу помощь, и я обещаю, что вам за нее хорошо заплатят.

– А если я откажусь?

Я обвел взглядом их лица – и похолодел. [c.459]

– В таком случае, доктор Коул, – сказал Питерсон, – нам ради собственной безопасности придется принять соответствующие меры. Вы умный человек, и я уверен, что вы понимаете, какими будут эти меры.

Поколебавшись некоторое время, я решился.

– Хорошо. Где больной?

Передо мной открылась дверь соседней комнаты, обставленной с еще большей роскошью. Голова сидел в кожаном кресле, беспомощно откинувшись на спинку. Его лицо налилось темным румянцем, и шрам выделялся особенно четко. Рот был раскрыт. Он дышал тяжело и прерывисто, под левой ноздрей виднелась струйка засохшей крови, лоб был обмотан чистым полотенцем.

– Мистер Макалузо должен был поехать по одному крайне конфиденциальному делу, – сказал Коричневый Костюм. – Машина столкнулась с коровой, и его швырнуло о ветровое стекло. Для нас и – позволю себе сказать – для вас весьма нежелательно, чтобы кто-нибудь узнал о его состоянии.

Я размотал повязку. Макалузо бессмысленно смотрел прямо перед собой. Зрачки были расширены неодинаково. Я начал ощупывать его лоб. В нем была вмятина, словно в дыне, которую ударила копытом лошадь. Когда я начал осмотр, Питерсон наклонился вперед. Коричневый Костюм пристально рассматривал свои ногти и резко вскочил, когда кость под моими пальцами хрустнула. У Макалузо, несомненно, была разбита левая лобная кость. Окончив осмотр, я сказал Коричневому Костюму, что нужна немедленная операция и я должен послать за своими инструментами.

– Не беспокойтесь, – ответил он. – Мы позаботились о том, чтобы обеспечить вас всем необходимым.

С этими словами он передал мне чемоданчик с золотыми инициалами “Дж.Мак-К.” под ручкой.

– Это ведь чемоданчик доктора Мак-Колла? – сказал я.

– Возможно, – ответил он, – но вас это не касается. Нынче на автомобилях ставят удивительно скверные замки.

Я успокоился, узнав, что мне предстоит провести операцию инструментом Мак-Колла. Оперировал он иначе, чем я, но, во всяком случае, в моем распоряжении было все, что требовалось: трепан, элеваторы, электрическая пила, амитал натрия, новокаин и спирт.

– Справитесь? – спросил меня мой новый знакомый.

– Да, – ответил я, надеясь, что говорю правду.

Я был спокоен и полон уверенности в себе. [c.460]

Я осмотрелся: мне нужна была кастрюля, чтобы вскипятить воду, несколько полотенец и хороший плоский стол, на котором я мог бы провести операцию. Коричневый Костюм понял, о чем я думаю.

– Вы можете использовать письменный стол, – сказал он. – Голова не будет в претензии, даже если на крышке останутся пятна. Вода в ванной уже согрета, а в бельевой у нас много полотенец. Купидон был санитаром в больнице, пока не отправил одного больного на тот свет. Ничего, ничего, Купидон, – добавил он, – при докторе можно говорить откровенно.

Очевидно, кто-то имел представление о том, как следует готовиться к операции. Вместо халата мне предложили чистый комбинезон. Второй надел Купидон. Мы уложили Макалузо на письменном столе.

Я приступил к делу. Атмосфера разрядилась. Сначала я обрил голову пациента и обработал ее спиртом. Затем сделал укол новокаина. Когда он начал действовать, я анестезировал ткани вокруг разбитой кости. Я не стал применять общий наркоз, так как в таких случаях очень важно знать, вернется ли к пациенту сознание, когда прекратится давление на мозг. Затем я сделал надрез на коже и услышал, как трепан заскрежетал о кость.

Купидон был отличным ассистентом. В нужную минуту он без просьбы подавал мне на марлевой подушечке кровоостанавливающие зажимы и, казалось, следил за моими действиями взглядом знатока и с большим уважением. Признаться, даже при столь страшных обстоятельствах мне это льстило.

Пожалуй, самый неприятный момент в этой операции наступает тогда, когда выпиленный кружок кости отделяется от черепа. Затем требуется остановить кровотечение из твердой мозговой оболочки, этой целлофановой обертки мозга.

Макалузо стал приходить в себя, задышал равномернее и легче. Он открыл глаза. Остекленевшее выражение исчезло, зрачки стали симметричными. Его губы зашевелились.

– Где я? – спросил он. – Что случилось?

– Не волнуйтесь, Голова, – сказал Коричневый Костюм. – Случилось небольшое несчастье, но вы в хороших руках. Доктор Коул поставит вас на ноги.

– Коул... – сказал он. – Припоминаю, у меня было с ним недавно одно дельце. Он человек надежный. Я могу с ним поговорить?

– Я здесь, – ответил я как можно спокойнее. – Что вы хотите мне сказать? [c.461]

– Мне очень жаль, что тогда получилось так неудачно. Но вы правильно отнеслись к тому, что случилось. Ну, что было, то было. А вы меня хорошо подштопаете, док?

Наверное, если бы он не растеребил мою рану, напомнив о моей невозвратимой потере, все обернулось бы иначе. Но тут я принял твердое решение. Я пытался сохранить внешнее спокойствие, но почувствовал, что бледнею, и когда я начал уверять Голову, что оперирую его с особой тщательностью, используя все мое умение, Купидон на меня посмотрел подозрительно, и это мне очень не понравилось.

– Мы еще не кончили, – сказал я. – Теперь не разговаривайте и не шевелитесь, пока я не завершу операцию.

Я знал, что мне нужно сделать, и никогда еще я не оперировал так искусно. Будь что будет, но с мистером Макалузо я сведу счеты раз и навсегда.

Внезапно Купидон крикнул:

– Эй, доктор, что это вы делаете? По-моему, тут что-то не то!

Я невозмутимо ответил:

– Оперирую я и делаю то, что считаю нужным.

Я чувствовал себя хозяином положения. Второй человек из машины, тот, что ткнул меня пистолетом через карман, повернулся к Макалузо и сказал:

– Голова, Купидон опять разинул пасть.

Макалузо был весь забинтован, кроме того участка, который я оперировал, но он был в полном сознании. Так надежнее, а поверхность мозга нечувствительна.

– Все правильно, – ответил Голова, – Коул мой друг. Последите, чтобы Купидон не мешал операции. Он много разговаривает.

Я кончил очищать рану, но перед тем, как поставить на место кусочек кости, выпиленный при трепанации, мне оставалось еще кое-что сделать.

– Осторожней! – внезапно воскликнул Купидон. – Он...

Человек, который все время держал руки в карманах, ударил Купидона по затылку рукояткой пистолета. Купидон замертво повалился на пол, из уха у него начала сочиться кровь. Вероятно, у него был перелом основания черепа, но мне не разрешили оказать ему помощь. Не знаю даже, остался ли он жив. Мне пришлось перешагнуть черед его тело, когда я пошел мыть руки в ванную после операции. Когда я вернулся, Коричневый Костюм сказал:

– Вот пятьдесят тысяч. Конечно, вы понимаете, что в [c.462] Леоминстере вам оставаться нельзя. Если вы нам попадетесь в этой части страны, то, поверьте, вам недолго останется жить. Мы посадим вас на самолет, отправляйтесь на Тихоокеанское побережье и можете там работать под другим именем. Так не забудьте же, не то...

Я промолчал. Деньги для меня ничего не значили. Вообще мне ничего не было нужно. В это время Голова пробормотал через повязку:

– Дайте ему сто тысяч, ребята. Я чувствую себя отлично!

Я объяснил им, как за ним нужно ухаживать, и взял предложенные мне деньги – девяносто девять хрустящих тысячных купюр и еще тысячу купюрами в пятьдесят и сто долларов. Мне вручили билет до Сан-Франциско. Жирный в ту же ночь отвез меня на машине в чикагский аэропорт. Он ушел с летного поля, лишь когда я сел в самолет, отправлявшийся прямым рейсом в Сан-Франциско.

Очутившись в самолете, я уложил полученные деньги в большой конверт, который нашел в спинке сиденья перед собой, и оставил себе лишь несколько долларов на ближайшие расходы. На конверте я написал адрес окружной больницы и отдал его стюардессе.

Теперь у меня не было ни долгов, ни денег, ни друзей. Все это казалось сном. Я мог отправиться куда угодно, но мне некуда было ехать. Я покрылся холодным потом и почувствовал, будто часть моей души мертва и похоронена. Вот примерно все, что я помню. Дальше все смутно: трущобы, товарные дворы, путешествия в товарных вагонах. Как я попал к доктору Уотермену, не знаю. Говорят, полицейский подобрал меня в подворотне, приняв за пьяного.

Речь Коула становилась, все замедленнее, наркотики оказывали свое действие, и наступил покой, который был ему столь необходим. Он закрыл глаза и уснул.

– Вы верите этой истории? – спросил я Уотермена.

– Не берусь решать, – ответил он. – Несомненно, этот человек перенес чудовищный удар. С другой стороны, все, что он рассказал, могло быть и плодом воображения. Я не совсем понял, что именно он сделал с Головой перед тем, как приступил к наложению швов. В конце концов в этой операции нет ничего хитрого. А вы что думаете по этому поводу?

– Не знаю, – ответил я. – Он ведь мог убить Макалузо сразу, но не сделал этого. Я не понял, на что он, собственно, намекал.

Послышалось далекое завывание сирены, и через [c.463] несколько минут подъехала машина из больницы. Вошли два энергичных молодых санитара и врач в белом халате. Они подняли Коула, положили на носилки и исчезли. Уотермен устал и решил остаться с нами еще на несколько минут, а потом поехать в больницу. Мы молча курили.

– Кажется, он что-то уронил, – сказал Уотермен. – Это ведь бумажник?

В бумажнике оказалось несколько монет и какие-то записи, относившиеся ко времени пребывания Коула в больнице.

– Погодите-ка, – сказал Уотермен, протягивая руку. – Я видел такие бумажники. В нем должно быть потайное отделение. Дайте-ка его сюда.

– Да, вот потайное отделение. Посмотрим, что в нем есть.

В нем ничего не было, кроме вырезки из какой-то чикагской газеты двухлетней давности. Заметка была озаглавлена:



ШАЙКА ГОЛОВЫ РАЗГРОМЛЕНА

НЕУДАЧНОЕ ОГРАБЛЕНИЕ БАНКА ПЛУТОРИЯ

СТО ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ ВОЗВРАЩЕНО



В заметке рассказывалось о попытке ограбить банк, предпринятой Макалузо и его подручными. Попытка эта потерпела полный провал. Банковские служащие были готовы к встрече с гангстерами и в перестрелке не ударили лицом в грязь. Тем грабителям, которым удалось выйти из банка живыми, путь к отступлению отрезал проходивший мимо товарный поезд – в живых не осталось никого. Автор заметки, описывая происшедшее, указал, что Голова, всегда славившийся тщательной разработкой грабежей, впервые не принял никаких, даже самых элементарных, мер предосторожности.

Уотермен глубоко затянулся и медленно выпустил клуб дыма. Я был совсем сбит с толку.

– Не понимаю, – сказал я. – Это бессмысленно. Как по-вашему, что действительно произошло?

– Не знаю, но догадываюсь, – ответил он. – В ходе операции Коул обнажил лобную долю мозга. На то, чтобы подрезать ее и произвести так называемую широкую фронтальную лоботомию, требовалось лишь несколько секунд. В результате Макалузо как будто сохранил умственные способности, но вовсе не годился для разработки и осуществления планов, которые требовали бы расчета и осторожности.

Я затянулся сигарой.

– Малоприятная история, – сказал я, – но операция, во всяком случае, была очень успешной. [c.464]
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
ВКУС РОСЫ



***

Драгоценная – двадцать вторая колония Земли второго потока. Туризм. Полезные ископаемые. Класс «В». Космопорт.



***

Тана Кейч. Её звали Тана Кейч. Когда я увидел ее, она уже не двигалась, она просто лежала. Ничком. Лицом в траву.

Возможно, я и не заметил бы её, если бы прополз парой метров левее или правее. На ней был защитный комбинезон нашей десантной группы, хотя я мог бы поклясться, что не видел ее в посадочной капсуле.



***

Я перевернул ее на спину, расстегнул ворот, достал жетон. Да. Так и есть. Десантная группа номер. Борт номер. Идентификационный номер. Имя. Я прочитал ее имя. Её звали Тана Кейч.



***

Она еще дышала, хотя я, переворачивая её, сломал стрелу, глубоко вошедшую в ее нежную шею. Кровь сочилась из жуткой раны, а угол, под которым вошла стрела, не давал надежды на спасение.



***

Но это не остановило меня. Я тащил ее на своей спине, и она ни разу не пришла в сознание. Час спустя, выбравшись с открытого места, я остановился и внимательно рассмотрел обломок стрелы. Какие-то знаки можно было разобрать, но происхождение самой стрелы я не мог указать точно. «Тана, Тана, Тана…» - позвал я её. Она не слышала, и, наверное, не могла слышать.



***

«Тана, Тана, Тана…» - звал я её, когда река преградила нам путь, и стало ясно, что вплавь переправиться невозможно. «Тана, Тана…» – я заснул рядом с ней, укрыв её своим плащом, чувствуя, что мои силы иссякли, что я больше ничего не могу для неё сделать. И я уже попрощался с ней, думая, что она умерла, не нащупав пульс на её холодной руке, когда патруль всё-таки нашёл нас на необъятных просторах Драгоценной.



***

Я следовал за ней, как преданный пёс, охраняя от бессмысленных случайностей и столкновений, пока мне не преградила дорогу мужественная медсестра, скептически оценившая мой внешний вид: «Иди, следопыт, здесь всё сделают без тебя». И, перехватив у меня каталку, она увезла мою нежную Тану в неведомые дали клинического сектора, не обратив внимания на мои протесты и просьбы.



***

С тех пор прошло много лет, и я не раз набирал её имя во всех известных мне поисковых системах, но ни разу, ни в одном справочнике, нигде мне не попадалось её имя. Тана… Тана… Тана…



***

Это воспоминание будоражит меня, лишает меня покоя. И время от времени я, словно опомнившись, бросив все свои многочисленные и абсолютно ненужные повседневные дела, опутавшие, связавшие меня по рукам и ногам, возвращаюсь в мыслях к ней, моей нежной, беспомощной и навсегда потерянной, тогда такой близкой, а сейчас невообразимо далекой спящей лесной принцессе, неожиданно появившейся и исчезнувшей, ушедшей во мрак, в никуда. И я, не зная где, но страстно желающий найти её до сих пор, повторяю, словно всесильное магическое заклинание, удивительное волнующее имя: «Тана… Тана… Тана…».



***

Я помню ясно, я полз через Змеиное поле, страшась света необычайно ярких звёзд. Её лицо притягивало мой взгляд, и один раз мне даже показалось, что она открыла глаза и смотрит вверх. Я приблизил свои губы к её губам и поцеловал, ощутив на губах вкус утренней росы.

С тех пор я целовал многих женщин, и многих любил, но вкус утренней росы, холодный и волнующий запах диких трав часто преследует меня во снах…



***

Я полз, теряя силы, задыхаясь и плача от осознания беспомощности. Один раз, запутавшись в колючей траве и раскроив лицо о ночные колючки цветущей роканды, я понял вдруг, что всё зря, что она умрёт сейчас, и если ничего не предпринять срочно, я потеряю её. И я кричал, наклонившись к её лицу: «Тана, Тана, помоги мне, Тана! Открой глаза, Тана, я не могу больше, Тана…»

Я разговаривал с ней, я старательно объяснял ей, как было бы здорово, если бы она открыла глаза, просто открыла глаза, всего лишь открыла глаза…



***

Мы лежали в холодной и грязной яме, а я прислушивался к шорохам и голосам извне, стараясь не двигаться и прижимаясь щекой к её щеке. Она ровно дышала, действие очередной дозы морфия ещё не закончилось, не думаю, чтобы она испытывала боль.

Голоса людей вскоре затихли, и опасность миновала, а я ещё некоторое время лежал неподвижно, вслушиваясь в её дыхание, вдыхая её запах, набираясь сил, а потом полз дальше и дальше, останавливаясь время от времени, с тревогой вглядываясь в её нежное и неземное лицо.



***

Мы проиграли тогда в том сражении. Нас рассеяли, и каждый прятался и спасался в одиночку.

Нельзя сказать, что поражение не было заранее рассчитано. Вероятно, задолго до состоявшегося факта были взвешены все плюсы и минусы такого исхода. И, по всей видимости, слабо координируемые и плохо управляемые отряды вообще не могли противостоять регулярной армии. Я и Тана пережили лишь элементарный акт трагедии этой войны.

Но, как это часто бывает, наше поражение обернулось нашей победой, и сейчас Драгоценная - на пересечении крупнейших космических трасс.



***

Кто знает, куда следовал патрульный катер. Вполне вероятно, кто-то из руководства отдал приказ изъять из Леса оставшихся в живых. Быть может, это было дежурное патрулирование, и мы случайно попали в поле зрения вахтенного наблюдателя, и удивительно, что он вообще заметил на мониторе два умирающих тела. Кажется невероятным, что он на расстоянии опознал в рваных комбинезонах форму профессиональных десантников, и ещё более невероятно то, что он умудрился не потерять нас в процессе сложного маневрирования.

Нас нашли вовремя. У меня почти не осталось сил, а она так и не пришла в сознание. Нас подняли и погрузили в катер, тут же доставили на корабль, и история могла бы кончиться благополучно, если бы я всё-таки не потерял её.



***

Я листал справочники, боясь пропустить её имя. Не было ни одной поисковой системы, которую я бы не просмотрел трижды. Тана, Тана, Тана… Я переговорил со всеми своими знакомыми, высадившимися тогда на Драгоценной. Но планета словно посмеялась надо мной, подкинув мне мираж, вполне чувственный, вполне реальный.

Она появилась неожиданно, она ни разу меня не видела, она так и не пришла в сознание, пока я был рядом с ней, она умирала. Среди тысяч и тысяч раненых мне так и не удалось найти её, такую близкую, такую далёкую, такую желанную и такую недоступную, со вкусом росы на губах.



***

Эта история имела короткое и весьма неожиданное продолжение. В 91-м в качестве туриста я побывал на Драгоценной, и однажды, когда я сидел в одном из самых тихих и уютных кафе, мои мысли о Тане прервал старик с очень добрым и светлым лицом, сидящий за соседним столиком.

- Что за слова Вы произнесли? Откуда Вы их знаете? Я 28 лет посвятил изучению мертвых аросорских диалектов Драгоценной, но ни разу не встречал человека, говорящего на них.

Увидев моё изумленное лицо, он посчитал своим долгом представиться:

- Профессор Мортингер. Историк. Лингвист.

Я посмотрел на него и понял, что произнёс её имя вслух.

- Извините, я услышал эти слова и принял Вас за коллегу.

- Я воевал здесь, - я, наконец, решил, что моё изумление неприлично.

- Вы имеете в виду Зеленые войны?

- Да. И их тоже. Но языков Драгоценной я не знаю.

Мир вокруг меня потемнел, и я вдруг подумал, что профессор может что-то знать о ней.

- Тана Кейч – это имя моей девушки.

- Это не имя, - подумав, произнёс профессор. – Смею утверждать, что это не имя. Но если это и имя, то это очень поэтичное имя.

Профессор встал из-за стола, выпрямился и сказал, полуобернувшись:

- Всего доброго, молодой человек. Тана кейч, а если точнее, тано ки эйч, можно перевести как вкус росы.

Он ушел, а я ещё долго сидел, сидел и сидел за чашкой горького, невероятно горького кофе…
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
СОЛНЦЕ ЭДОНЫ



***

ЭДОНА - тридцатая колония Земли второго потока. Начало военных действий 72 год третьего периода. 84 год - две враждующие группировки: Эмур, Этур. В настоящее время разумная жизнь уничтожена. Запретная зона: класс «А». Высадка запрещена.



***

«Смотри!» - позвал меня Андор. Он оторвал от страницы старой книги полоску бумаги, перекрутил один конец и склеил слюной с другим. Прочерченная угольком линия шла по обеим сторонам кольца, не переходя через край. Одна линия! Андор с изумлением посмотрел на меня. Не может быть! У кольца только одна сторона?

Я презрительно глянул на кольцо...

Слабак! Андор мгновенно захныкал, закрывая ладонями лицо, не отпуская, однако, бумажное кольцо. Я ударил его ещё раз. Он упал.

Тут где-то рядом громыхнуло, и я свалился вслед за Андором. Мы лежали в грязи вместе примерно час, пока грохот гусениц не затих вдали. Оранжевое Солнце грело щеки, и хотелось лежать так еще долго, не зная никаких бед.



***

За что?

Ему только исполнилось семь, мне - восемь. Я чувствовал себя старше, опытнее. Мне нужно было заработать авторитет среди сверстников. Мне нужно было стать сильнее хоть кого-нибудь.



***

Ходить по развалинам он не умел. Его учили жить все, кому не лень. Умение ходить значило многое. Жуков тогда было гораздо больше, чем теперь. Да и сейчас совсем не стало безопаснее. Даже по проложенным тропам приходится порой ползти, не поднимая головы. А ведь тропы удалось проложить относительно недавно. Можно было уйти и не вернуться.



***

Детей держали вместе. И с нами обязательно оставался один взрослый, когда колония уходила на поиски пищи и горючего. Ещё сохранялась видимость организации. Но уже тогда колония перестала существовать как целое. Люди держались небольшими группами.



***

Спустя некоторое время мы оказались уже без всякого присмотра. Взрослые видели в нас помеху. Женщины бросали младенцев, и те умирали. Каждый отвечал лишь сам за себя.



***

Глобальные перемены жизни колонии пришлись на годы детства. Взрослые дрались и убивали друг друга. Решались вопросы первенства, делили пищу и женщин. Стычки не проходили бесследно. Люди копили злобу. Голод, болезни, злость и смерть царили в колонии. Наверное, рано или поздно она всё равно бы распалась. Считалось, что в одиночку легче прокормиться.



***

Помню, в 54-м, я забрался в Серые развалины, спасаясь от бронестрелка. Гранаты кончились, и единственным способом защиты оставалось лишь стремительное бегство в непроходимые для гусениц районы развалин. Бронестрелок вскоре отстал, захлёбываясь хаотичными пулемётными очередями, а меня ожидало нечто удивительное. Горы книг. Горы книг с ломающимися тонкими страницами, настолько старых, что прикосновение к ним часто превращало их в пыль. Вернее потом Лейтч сказал, что это - книги. По-видимому, объяснял он, это были остатки древней библиотеки. Но слово это было непривычно и плохо произносимо. Мы так и называли то место в Серых развалинах - Книги. Позднее Лейтч, а потом и Андор перетаскали в Колонию множество толстенных томов. А когда книги портились, маленький Андор плакал и переносил ещё уцелевшие рисунки, слова, целые фразы на каменные стены развалин. Это было непривычно и удивительно.



***

Я стащил тогда у него одну из книжонок. Серая, неприятная на ощупь, сухая, режущая пальцы бумага. Никчемные и бесполезные поучения. Пламя костра плохо освещало страницу, мне надоело напрягать зрение и рассматривать безумные чертежи. Я пожалел, что сейчас ночь и бросил книгу в огонь. Страницы трескались, рассыпались и умирали. Огонь пожирал страницу за страницей.



***

Из записей Андора: один час - интервал между постоянными артобстрелами; одна минута - пять выстрелов обстрела; пять секунд - время срабатывания ручной гранаты; одни сутки - двадцать четыре артобстрела; один месяц - промежуток времени между большими ракетными обстрелами.



***

Когда мне исполнилось десять, Лейтч принялся обучать на грамоте. Тогда в колонии, говорят, было несколько сотен людей, но детей моего возраста лишь несколько десятков. Я говорю - колония, хотя какого-либо центра управления уже не существовало. Каждый жил сам по себе. И лишь Лейтч из всех взрослых интересовался нами. Несколько девчонок ничем не выделялись тогда среди толпы мальчишек. Но через несколько лет они оказались причиной многих наших смертей.



***

Лейтч вдохновенно рассказывал нам о множестве глупейших, но интересных вещей. О мирах, где не стреляют, о чистых потоках воды, льющихся с небес, которую можно было пить, не боясь сжечь себе рот, о синем прекрасном небе без вертолётов, бомб и ракет. Он узнал всё из книг, и если мы уличали его во лжи, он ссылался на книги.



***

В книгах мы не нашли истины, хотя Андор говорил по-другому.



***

Похоже, самым способным учеником оказался Андор. Но сейчас он уже мертв. Имело ли смысл все то, что произошло с нами?



***

Лейтч. Он жил ещё в тот период, когда колония кипела жизнью. Но однажды все было кончено. Убежище почти погибло, остались лишь мы. Лейтч тоже вскоре нас покинул. Возможно, он погиб. Просто однажды ушел. А когда в очередной раз взошло Солнце, мы ждали его, но он не пришел.



***

Осада. Осада началась давно. Очень давно. Когда люди жили долго. Очень долго. Необыкновенно долго. Развалин не было. Можно было пить воду прямо из луж. Начало осады описывалось в легендах, но что случилось на самом деле, сейчас уже не узнать.



***

Основную массу разрушений несут большие ракетные обстрелы. Беда в том, что они постоянно меняют свою цель. Обычные артиллерийские обстрелы обрабатывают строго определенные участки, там сейчас выжженная искалеченная земля, кирпичная пыль и воронки от разрывов.



***

Для тех, первых, все казалось просто: одни нападают, другие защищаются. Теперь защищаются все. С кем мы бьемся? С нашим оружием? Со своей отрезанной тенью?



***

После нападения бронестрелков Она осталась единственной женщиной в убежище. Из сотни сильных и красивых мужчин выжили лишь семеро. Она выбрала Андора, самого слабого из нас. И тогда ненависть переполнила наши сердца. Я пожалел, что помог спастись ему в тот раз. Мы взяли ее силой.



***

Андор стал отшельником и поселился в дальнем конце убежища. В него бросали камнями, но он не уходил.



***

Лейтч научил нас читать и писать, но тем, что я достиг в этом искусстве определенного совершенства, я все-таки обязан Андору.



***

Он шел прямо. Не сгибаясь. Не перебегая от укрытия к укрытию. Он шел спокойно, не оглядываясь. В любую минуту его могла снять любая автоматическая установка. Он шел без оружия, и это взбесило меня. Я ни разу не выходил из убежища без оружия. Перекрестье оптического прицела остановилось на затылке Андорра. Пальцы привычно нажали на курок. Жалости к нему я не испытывал.



***

Я уже много ночей подряд читаю книги. Я хочу понять Андора. Что искал в них Андор?



***

Она умерла. Никто не стрелял в нее. Она взорвала в своей постели гранату. Ночью. Одна. Почти сразу все разошлись искать другие колонии.



***

Андор медленно развернулся и застыл, опустив грязные черные руки и подняв глаза к Солнцу. Оранжевый диск мерцал, реагируя на движение атмосферы. Андор стоял еще секунды две, запрокинув голову. Казалось, он пытался вглядеться в Солнце.

Горький песок заскрипел на зубах, и я отвернулся.



***

Когда я снова пришел на то место, я не нашел тело Андора. Я внимательно осмотрел развалины. Мне нужно было точно знать, жив ли он. Я хотел точно знать, убит ли он. Я хотел это знать.

Оранжевое Солнце смотрело мне в затылок, и я не мог поднять глаза, потому что никто кроме него не знал, что на самом деле произошло.



***

Бронестрелок выехал из-за полуразвалившейся стены и выстрелил. Я не ожидал столь внезапной атаки и рухнул на землю, прокусив от боли губу. Глаза наполнились туманом, звуки почти ушли, что-то мокрое и соленое потекло по лицу, жаром наполнился мир, где-то рядом гудел огнемет бронестрелка, сжигая, уничтожая меня, а спасение было где-то рядом, почти что в руках, руки хотели жить сильнее меня, суетились, двигались, словно что-то искали, и, наконец, я ощутил в ладонях рукоятку гранатомета.



***

Я поднял смертоносную машинку и навел прицел в это проклятое чистое оранжевое Солнце. Я убивал весь мир.

Три ракеты одна за другой взвились в небо, оставив после себя длинные белые линии, заканчивающиеся темными облачками.

На Эдоне шла великая война за справедливость.
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
АНОМАЛИЯ



***

В открывшейся строке запроса я написал то, что искал. Но вместо ожидаемой истины пришла Великая Тьма.

Монитор погас, комната погрузилась во мрак, свет покинул мой мир и не желал возвращаться.

Я вышел на улицу. Ослеп не только мой монитор. Ослеп весь город.



***

Потом уже, спустя много лет, когда эта история и все ее продолжения закончились, я узнал, что Аурэнг, мой город, был обречен. Нестационарная гравитационная аномалия, существующая вопреки известным законам физики, внешне воспринимаемая как грандиозный вихрь, необыкновенное и плохо изученное явление природы, перемещалась в сторону города, построенного в самом центре Зеленой Зоны.

Медленный и неторопливый, важный и всесильный, равнодушный и слепой, легендарный великий воин Аэм Броу шел на город, преследуя какие-то свои, неясные людям цели.

Обезумев от невосстановимых потерь, ощущения безысходности и невозможности происходящего, я ощутил приступ неимоверной злости к причине моей последней неудачи.

Не помня себя, я рванулся к тому, от чего бежал без оглядки весь город, все его население. Грандиозное зрелище – человеческие реки текли по улицам к спешно активированным эвакуаторам – не могло оставить меня равнодушным. Наверное, в глубокой древности люди так же спасались бегством от непостижимых цунами, селей, паводков и лавин. Некоторое время я следил за движением толпы, похожим на движение жидкости. В руках у людей ничего не было. Ничто не могло сравниться с потерей человеческих жизней, поэтому в эвакуаторы не брали ничего постороннего, никакой лишней массы, никакого балласта.



***

Там, на северо-востоке, над горизонтом поднималась, казалось, почти до самого неба ужасающе черная, угрюмо непобедимая стена, похожая на древнюю неприступную крепость. Только ныне стена двигалась, как будто крепость, боевое сооружение, веками скучала по достойному противнику и длительной осаде, но не дождалась и сама двинулась в путь в поисках великого воинства, достойного принять сражение.



***

Я не родился на Драгоценной. Я не жил здесь продолжительное время, не учился в ее университетах, не работал здесь и не творил.

Я лишь воевал здесь, спасал кое-какие ценности, уводил от гибели людей, иногда даже выносил их на себе. Я занимался своими собственными только мне нужными исследованиями. И воевал. Хотя, воевал, в основном, не с людьми, а с творениями их разума.



***

Гравитационная аномалия, обнаруженная вблизи Аурэнга, центра Зеленой Зоны, отличалась от подобного рода аномалий. Торнадо двигался прямо к городу, оставляя за собой абсолютную черную широкую полосу разрушений. Такое поведение некоторых вихрей отмечали исследователи прошлых лет, но очень редко. Во избежание подобных неожиданностей на границах Зеленых Зон устанавливались наблюдательные посты – башни, оборудованные следящими приборами.

Именно к такой башне я и направился, насытившись зрелищем человеческих рек Аурэнга.

Но на этот раз аномальный объект, приближающийся к Зеленой Зоне, первоначально обнаружил спутник слежения. Тогда и была поднята тревога - башни слежения не пригодились.

Предотвращать подобные неприятности и управлять движением вихрей мы пока не умели, хотя в среде исследователей Аэм Броу циркулировали самые невероятные слухи.



***

Я запустил двигатель и повел свой бот к ближайшей наблюдательной башне. Огромная черная стена, уходящая в небо, с каждой секундой была ближе и ближе.

Собственно говоря, Зеленые войны начались именно из-за этих смерчей. Происхождения гравитационных аномалий никто не знал, но на картах отчетливо выделялись лесные массивы, зеленые зоны, на которые смерчи почти никогда не посягали. За владение этими безопасными территориями и велись Зеленые войны.



***

Все было бы просто, если бы с Дикими состоялся хоть какой-нибудь диалог. Но они то появлялись, то исчезали, то демонстрировали невероятную мощь и жестокость, то столь же невероятное благородство. Абсолютной неожиданностью для нас явилось стремительное контрнаступление откуда-то появившейся и хорошо обученной и тренированной регулярной армии, архаично, но до зубов вооруженной и невероятно дисциплинированной.

Что-то не так было с этой Драгоценной.



***

Приблизившись к башне, я выключил двигатель, вышел из бота, подошел к воротам, подвернувшейся под руку арматурой сбил замки и поднялся на наблюдательный пост.

Смахнув пыль с пульта, я включил автономное питание и один за другим активировал все датчики слежения.



***

Дикие являлись потомками древних колонистов, обнаруживших пригодную для проживания планету, адаптировавших ее оболочки к возможностям человеческого организма. Планету они освоили, но при этом изменились сами.

Такие изменения неизбежны, когда мы имеем дело с удаленными планетами, а Драгоценная длительное время оставалась именно такой.

Зеленые войны начались, когда выяснилось удачное стратегическое расположение Драгоценной. Вблизи нее естественнее всего пролегали проекты крупнейших космических трасс.



***

Неисследованные тщательно, а лишь описанные поверхностно гравитационные аномалии воспринимались как необычные атмосферные вихри. Именно из-за них большая часть планеты оказалась непригодной для жизни.

Гигантские зеленые острова с пышной растительностью, тоже когда-то привезенной первыми колонистами, трансформировавшейся в условиях Драгоценной, были единственным местом обитания Диких.



***

Я стоял на смотровой площадке исследовательской башни, один, перед грандиозным Аэм Броу, словно древний Соуэро Эль. Безоружный, в промокшем насквозь, тяжелом от воды плаще, не защищенный ничем, как тот могучий воин, оставшийся в легендах непобедимым. Великий смерч надвигался на меня, а за моей спиной лежал черным пятном мирный и добрый человеческий город, похожий на древние земные города.

Я наблюдал воочию величайшую тайну планеты, самый сильный и непредсказуемый из всех гравитационных вихрей, которыми славилась Драгоценная, способный уничтожить не только этот город.



***

Мне стало холодно. Мне стало очень холодно. Мне стало холодно от одиночества. Но я не ушел со смотровой площадки.

Мне хотелось стать единственным человеком на планете, который бы знал, как остановить этот гравитационный вихрь.

Я видел, что он движется в сторону города, что он пройдет и по тому месту, где сейчас находилась моя башня, но мне, поглощенному созерцанием природного таинства, сейчас это было абсолютно безразлично.



***

С развевающимся под порывами мокрого ветра плащом, словно древний искушенный в магических искусствах волшебник, я с улыбкой смотрел на приближающуюся черную стену.

Датчики скорости и частоты вихря показывали совершенно немыслимые числа. Передо мной эволюционировал прекрасный экземпляр, вполне пригодный для исследований. И я, опьяненный безумным желанием всеобщего разрушения, что-то кричал ему, магическому вихрю, веря, что кричу заклинания, усиливающие его мощь. Я, могущественный волшебник, шагнувший в реальность из самых древних легенд и сказок.

И я бы добился своего, и вихрь покорился бы мне, и вся Драгоценная оказалась бы во власти непонятного никому, кроме меня, смертельного вихря, если бы…



***

Мне на плечи легли чьи-то пальцы, вызвав существенные изменения в восприятии мира.

Величественная грандиозная стена стала вдруг далекой, бессмысленной, превратилась в помеху. Грохот приближающегося торнадо вдруг стал неважным, несущественным. Мир вокруг вообще вроде бы перестал существовать, вся наблюдаемая Вселенная теперь состояла из одной лишь руки, лежащей на моем плече.

Я закрыл глаза и представил себе, что это она, моя драгоценная и нежная Тана, та, единственная, которую я хотел бы призвать на помощь, встав на пути шагающей к городу смерти.



***

И, собрав последние силы, я произнес самое могущественное из всех известных мне магических заклинаний. Я произнес те самые слова, которые управляли мной последние годы. Я закричал, стараясь перекричать шум падающей с неба воды и вой сумасшедшего ветра, бьющего прямо в лицо: «Тана! Тана! Тана, это ты?.. Я люблю тебя, Тана!..»

И это объяснение в любви, как объяснение в любви к небу, земле, звездам, солнцу, самой планете, возвращало все на свои места, приносило обратно в мир гармонию и разум, определяло строение и свойства всей Вселенной, указывало на своих и чужих, друзей и врагов, вносило порядок не только в мой собственный внутренний мир, но и во всю окружающую меня Вселенную.



***

Я знал, что там, за моей спиной, проникнув руками под мой насквозь пропитавшийся водой плащ, обнимая меня и плача вместе со мной, стоит моя нежная, моя единственная, моя ласковая и исчезающая Тана, возвращающаяся лишь на краткие мгновенья в моменты опасностей, угрожающих нам. Мне и Драгоценной.





***

И я стоял, влюбленный в планету, подарившую мне Тану, стоял и смотрел, как сама смерть опять летела на нас, считая нас беззащитными жертвами, но уже не в образе прекрасной планеты, а в образе огромного черного холодного вихря.

И уже не было на свете сил, способных разлучить нас, а мир под моим мокрым плащом, наполненным ледяной водой, казался идеальным, единственно возможным из всех миров, в которых только мы могли бы выжить.
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
"ВЗГЛЯД ИЗВНЕ" научно фантастический роман

ГЛАВА ПЕРВАЯ. 3АДАНИЕ.





1.

... До берега реки оставалось не более двух тотов, но силы мои были на исходе. Дыхание с каждым прыжком становилось все сдавленнее. Раскаленный сухой воздух раздирал грудь и, в конце - концов, я упал, споткнувшись об упругое корневище еаль-баа, которое невидимой змеей извивалось в зарослях турникона.

Затаив дыхание, я прислушался к едва слышным звукам, доносившимся со стороны опушки. Небольшой серый крыль бесшумно выскочил из под оранжевого листа турникона и уставился на меня огромными фасеточными глазами.

Я замер, боясь шелохнуться.

На загривке крыля быстро набухал защитный лимонно-желтый капюшон, усеянный шипами и фиолетовыми пятнами. Вытянув в мою сторону хищную остроносую морду крыль угрожающе зашипел.

Я продолжал лежать без малейшего движения. Даже не моргал, отчего в глазах моих навернулись слезы.

Видя, что с моей стороны опасность ему не угрожает, крыль спрятал ядовитые шипы, росшие вдоль позвоночника, и также бесшумно исчез в зарослях.

Со стороны опушки раздались легкие шаги. По их звуку, а также по характерному запаху, я догадался, что шаги принадлежат босоногой девушке.

Я осторожно приподнялся над листьями турникона и взглянул в сторону опушки.

По водопойной тропе к озеру шла дикая локиня. Весь наряд ее состоял из набедренной повязки и плетеных сандалий. На первый взгляд дикарке можно было дать не больше семнадцати лет. Правая рука локини сжимала примитивное копье, изготовленное из гладкого ствола туайи. Собственно это было и не копье даже, а просто заостренный с одного конца прямой ствол, с которого были удалены все ветки.

В зарослях раздался едва слышный шорох, и дикарка замерла, настороженно прислушиваясь. Она, несомненно, была очень красива, эта юная локиня. И, скорее всего, она еще не прошла Обряда Посвящения Женщин. Во всяком случае, груди ее были упруги и девственны, а крохотные розовые соски торчали вверх, к изумрудным лучам солнца.

Я проследил направление ее взгляда и увидел злобную морду лунга, выглядывающую из оранжевых зарослей. Приглядевшись, я невольно вжался в землю всем телом. Из полумрака зарослей в сторону юной локини смотрели еще три пары налитых кровью глаз. Глаз лунгов!

Да, эти страшные хищные нелюди медленно окружали юную дикарку, и она понимала это и в ужасе пятилась в сторону голубой глади озера.

И вдруг первый из лунгов прыгнул в сторону локини, почти горизонтально распластавшись в воздухе своим уродливым телом.

Дикарка метнула в чудовище свое нелепое копье и понеслась к озеру. Ее стройные ноги едва касались короткой травы и она, конечно же, убежала бы от преследовавших ее уродов, но из зарослей ей наперерез выскочили два агасфика. Их зловонные морды в предвкушении близкой добычи осклабились, обнажив желтые клыки, с которых текла обильная слюна.

До озера оставалось всего несколько шагов. Девушка испуганно вскрикнула и метнулась в сторону ближайших зарослей. Лунги и агасфики бросились, было за ней, но неожиданно застыли на месте. Теперь их морды выражали испуг.

Я осторожно приподнялся и увидел, что из зарослей навстречу мутантам вышли три осмилока из племени Синих Тарулов. Старший осмилок был вооружен коротким мечом, руки второго натягивали огромный лук, направляя в сторону ближайшего лунга длинную стрелу, третий воин племени Синих Тарулов угрожал копьем с обсидиановым наконечником агасфику, выскочившему из засады.

Злобно шипя, лунги и агасфики попятились в заросли. Юная дикарка испуганно смотрела то в сторону уродливых мутантов, то в сторону спасителей, которым она, судя по ее виду, тоже была не очень-то и рада.

Старший осмилок засунул свой меч в ножны, снял лассо, прикрепленное к поясу, и многозначительно протянул его дикарке. Взглянув на лассо, юная локиня попятилась к озеру, а когда старший осмилок шагнул в ее сторону она с криком развернулась, и несколькими прыжками преодолев расстояние, отделявшее ее от озера, прыгнула в воду...

2.

- Это была мнемозапись одного из участников последней экспедиции Ренггона, - проговорил Новицкий и выключил монитор. - Точнее, участник этот, по фамилии Зудин, в свою очередь, снял запись с мозга осмилока. Отсюда непонятные нам меры длины, названия аруанских растений и некоторая субъективность оценок. Агасфики, к примеру, вовсе не так уродливы. Осмилоки враждуют с ними, поэтому и видят их крайне субъективно и предвзято. Что, кстати, и отразилось на мнемозаписи Зудина…

Янин тряхнул головой и огляделся. Собственное сознание, освобожденное от видений и мыслей мнемозаписи, возвращалось, как всегда, не сразу. Он с трудом осознал, что находится в мнемохранилище Центра и проходит инструктаж перед вылетом на очередное задание. Перед Яниным сидел Председатель местного отделения Новицкий, который уже второй десяток лет инструктировал всех инспекторов перед отправкой.

- Признаться, я окончательно запутался со всеми этими вашими лунгами и агасфиками, - проворчал Янин, поднимаясь из кресла.

- Но теперь ты познакомился с представителями всех четырех рас Осмилонии, - успокоил Янина Новицкий. - Остальные аруанцы мало, чем отличаются от осмилоков.

- Значит ли это, что осмилоки ушли по пути прогресса дальше, чем лунги, локи и агасфики?

- Черт его знает, что сие значит…. - Новицкий поморщился. - Мы до сих пор ни хрена не понимаем в их прошлом, в их иерархиях, и прочей неразберихе. У них здесь все через задницу, но похоже, лунги - это представители низшей регрессивной ветви. Они появились в Осмилонии всего несколько тысячелетий назад. На следующей ступени развития стоят локи. Девушка, которую ты видел, типичная представительница этой расы. И, наконец - агасфики и осмилоки...

- Остановись! Все равно у меня в башке сплошная каша из всех этиъ твоих лунгов, локов и агасфиков…

- Они мои не больше, чем твои… Точнее: теперь они твои больше, чем мои.

- А почему выбрали именно меня?

- Ты ведь учился вместе с Леруа. Кое-кто в Комитете надеется, что сие облегчит твой контакт с ним…

- Стоп!.. Давай-ка еще раз уточним диспозицию… Итак, на Аруане уже около десятка лет работают сотни землян, она вроде бы изучена вдоль и поперек…

- За исключением Осмилонии, - вставил Новицкий.

- Хорошо, пусть за исключением Осмилонии, - согласился Янин. - Значит, вы отправляете меня именно в Осмилонию?

- Совершенно верно… И не просто в Осмилонию, а на праздник Киаланы, на который допущен твой друг по Академии Шарль Леруа. Подчеркиваю: только Леруа с его ребятами допущен на Киалану! И ты должен, кровь из носу, прибыть на Киалану вместе с ними. И узнать, узреть, вынюхать, все, что связано с той чертовой Киаланой!..

- А что на сей день известно про ту Киалану?

- Киалана является главным праздником Союза Племен Осмилоков. Причем, Союз сей, крайне враждебно относится к нам, землянам. Все остальные аруанцы дружат с нами по полной программе, а осмилоки, пардон, не желают, видите ли. И дружат с одним только Леруа, который, похоже, слегка свихнулся на своих экспериментах. А может быть и не слегка…

- Неужто, он так зациклился на долголетии?

- Именно… Впрочем, более подробно ты узнаешь обо всем по дороге на Аруану... - Новицкий протянул Янину книгу и коробку с дисками. - Я очень на тебя надеюсь, старик...


3.

... Мелькание цветовых пятен прекратилось, и расплывчатые тени превратились в несущиеся навстречу газовые туманности и звезды. Внезапно звездный мир начал скручиваться и сжиматься, что означало окончание выхода из ПП-туннеля.

- Долго еще? - спросил Янин, с трудом разжимая губы.

- Сможете выйти через пятнадцать минут... - ответил голос, слегка звенящий металлом. - Отправить справку для встречающих?

- К черту справки… - Поморщившись, Янин отвернулся от иллюминатора, и некоторое время смотрел на передний экран, занимавший полстены.

Косматый диск зеленого солнца величественно плыл навстречу. Извивающиеся языки протуберанцев выплескивались светилом на расстояния, превышающие его диаметр.

Медленно приближаясь весь экран заполнила изумрудная планета. Кабина, в которой находился Янин, содрогнулась...

Откинувшись на спинку кресла, Янин потянулся. Из-за стены послышался женский смех, затем - топот множества ног.

Потирая шею, Янин встал, и слегка пошатываясь, вышел из кабины. По коридору, не обращая на инспектора внимания, шли молодые парни и девушки.

- Не думала, что Переход будет так прост, - улыбаясь, говорила своему спутнику проходящая мимо Янина светловолосая девушка. - Меня им столько пугали, а все оказалось таким обычным!

- Ты просто не заметила, как задремала, - парень, покровительственно обнял девушку за плечи и нежно поцеловал в пухленькую щечку.

Дождавшись своей очереди, Янин вошел в одну из дезинфицирующих камер, которая быстро заполнилась желтоватым газом. Сверху на него полилось голубое сияние, сопровождающее стерилизующее излучение.

Наконец, вместе с остальными пассажирами межзвездного лайнера, Янин спустился по широкому пандусу на оранжево-желтую траву, под ослепительные лучи изумрудного светила.

В зеленоватом небе плыли желтые облака. Вдали были видны строения городка земных колонистов и туманные лиловые горы. Все вокруг очень напоминало Землю.

Жмурясь от яркого света, Янин направился к зданию космопорта.

- Добровольцев воспитательных и строительных отрядов просим пройти ко второму сектору, где их ожидают руководители групп! - объявил диспетчер космопорта. - Повторяю...



4.

Оставшись один, Янин растерянно осмотрелся по сторонам, пытаясь разобраться в путанице указателей и надписей на самых различных языках Земли. Инспектор пока никуда не спешил, его никто не встречал и, как он надеялся, о его прибытии на Аруану никто не знал.

У входа в здание космопорта Янин увидел высокую стройную женщину. Он не сразу понял, что перед ним аруанка, то есть первая живая аборигенка, увиденная не на мониторе, или в стереовизоре, а наяву! А ведь о красоте аруанок ходили легенды по всей Пятой ветви Галактики! И ходили, надо признать, совершенно не зря. На первый взгляд в той женщине не было ни одного изъяна. Да и на второй тоже. Идеальная фигура, которой позавидовала бы любая супермодель Земли, изумительно бархатистая кожа, сравнимая лишь с кожицей персика, разве что припорошенного бронзовой пудрой… Короче, весь ее облик манил, призывал, что называется, немедленно приступить к делу продления рода…

Аруанка мельком взглянула на Янина, и высокомерно выпятив подбородок, прошла мимо. Зеленые глаза ее таинственно блеснули в лучах заходящего солнца. Лицо, издали похожее на медную скульптуру, приобрело выражение загадочности с оттенком презрительности.

Через пару шагов Янин оглянулся. Аруанка, покачивая в такт шагам головой на высокой стройной шее, быстро удалялась.

- Будьте любезны, как пройти в диспетчерскую? - Янин удивился неожиданной хриплости своего голоса.

Аруанка, словно раздумывая, обернулась и с интересом взглянула на инспектора.

- Центральный зал, третий сектор, - мягкий, певучий, да попросту, сексуальный голос инопланетянки заставил сердце Янина забиться судорожными толчками.

- Благодарю вас! - пробормотал инспектор и почувствовал, как наливается жаром лицо. Развернувшись, он зашагал прочь четким шагом курсанта космошколы.

- Третий сектор в противоположной стороне! - чувственный голос догнал его и заставил ускорить шаги.

"Чертова кукла - подумал Янин, свернув за первый же поворот коридора. - Можно подумать, что за всеми этими грудями, ногами и бедрами что-то есть. Курица безмозглая…"

Он остановился, уткнулся лбом в прохладный пластик стены и заставил себя успокоиться.

"Если так пойдет дальше, лучше сразу вернуться, - подумал он, проверяя и восстанавливая пульс. - Главное войти в ритм всей этой игры. Спокойствие и абсолютная невозмутимость... Ничто не может меня здесь удивить, а тем более - взволновать!.. Я готов ко всему и выйду из всех передряг победителем!" - едва слышно произнеся успокаивающую формулировку, Янин перешел к более тонкому и глубокому самовнушению.

Через минуту он почувствовал себя готовым к любым неожиданностям...
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ЮНА.





1.

... В зале ожидания, набитом пилотами звездолетов, работниками космопорта и встречающими Янин заговорил с темноволосым парнем в форме оператора дальней связи.

- Как мне добраться до базы Леруа? - громко, чтобы перекричать шум зала, спросил Янин.

- По-моему, он уже вернулся в Летсаль, - неуверенно ответил парень, - Но не советую являться к нему раньше, чем через неделю.

- И к чему такая осторожность?

- Долго объяснять... Вы, наверное, слышали, что он со странностями?.. К тому же - приближается Киалана, сами должны понимать!

Янин кивнул, почитал указатели, и направился к стоянке маршрутных сольдеров.

В нескольких метрах от стоянки его догнала стриженая блондинка в предельно короткой юбчонке, позволявшей любоваться стройными, длинными и загорелыми ногами.

В первое мгновение Янину показалось, что перед ним аруанка, но бронзовый блеск исходил от специальной пудры, имитирующей характерный блеск кожи аруанцев.

- Я случайно услышала, что вы отправляетесь в Летсаль. Мне тоже туда. - Девушка говорила спокойно, но Янин почувствовал, что она взволнована не меньше него.

"Ага... - мысленно сказал он себе, - нас, кажется, все- таки встречают..."

- Лагерь Леруа в Ливе, рядом с Летсалем... Так что нам по пути... - проговорила девушка. - А зовут меня - Юна...

- Андрей Вадимович, - представился Янин, - турист, и немного историк...



2.

...Аэромобиль летел невысоко над холмистой равниной Аруаны. Проплывающие внизу ландшафты практически ничем не отличались от земных. Лишь зеленоватое небо напоминало о том, что вокруг мир иной планеты.

- Это Еаль-Баа, - показывая на раскидистое дерево, одиноко растущее в степи, поясняла Юна. - В переводе это значит - Крыша Неба. У местных племен оно считается священным.

- А осмии здесь растут?

- Осмии?.. - Юна улыбнулась. - Чувствуется, что вы впервые на Аруане. Любой стажер здесь знает, что осмии растут лишь в Священной Роще.

Юна оказалась отличным гидом, но Янин был благодарен скорее просто за ее присутствие. Он внимательно слушал объяснения попутчицы, но не удержался от замечания, когда Юна в третий раз назвала небо по аруански не боа, а баа.

Юна некоторое время после этого сидела молча, надув свои по-детски пухлые губы.

- Каюсь, виноват, - Янин склонил голову и прижал руку к груди. - Я должен был предупредить, что весьма основательно подготовлен к встрече с Аруаной. Особенно по части языков. Но многое я, конечно, представлял совершенно иначе. Например, это самое Еаль-Баа... Не подумал бы, что это невзрачное деревце и есть Крыша Неба. Поверьте, я действительно узнал от вас много нового...

Юна вежливо улыбнулась, но поток ее красноречия больше не возобновлялся на протяжении всего полета...



3.

...Летсаль встретил вновь прибывших проливным дождем. Уровень воды на покрытии посадочной площадки доходил до щиколоток, и земная обувь совершенно не защищала от влаги. Окинув сочувственным взглядом туфли Янина, Юна предложила ему идти босиком.

- Что ж... нам не привыкать! - Янин сбросил обувь и, поднимая брызги, весело зашлепал босыми ступнями по зеленым полированным плитам.

Летсаль - небольшой поселок, застроенный одноэтажными домиками, утонул в зарослях турникона, растения напоминающего увеличенный во много раз папоротник. В центре поселка высились здания Культурного центра и Гостиницы.

- Жилье временное, - пояснила Юна. - Сейчас здесь трудно с расселением, так как постоянно прибывают новые добровольцы из Солнечной. Большинство до сих пор живут в так называемой Гостинице, но скоро закончат новый корпус, где будут все удобства. А пока - одна душевая на три номера…



4.

В комнате отведенной Янину, не было ничего, кроме кровати, двух кресел и легкого стола из пластика.

Сложив вещи в гардеробной нише, Янин побрился и прилег отдохнуть.

Разбудила его Юна.

- Забыла показать вам, где находится кафе, - смущенно улыбаясь, сказала она. - Вы, наверное, проголодались?

- Да, действительно... - Янин, улыбаясь, похлопал себя по животу, начинающему приобретать довольно обтекаемую форму. - Хотя небольшая голодовка, думаю, не помешала бы...

В углу пустого зала кафе двое здоровенных, парней о чем-то ожесточенно спорили. Увидев Янина и Юну, они допили зеленоватый напиток и вышли. Лишь когда они встали из-за стола, Янин понял, что это аборигены, рост их явно превышал два метра.

- Это были аруанцы? - спросил Янин, когда гиганты покинули зал.

- А вы не знали, что многие из них работают вместе с нами и наравне с нами?

- Знал, конечно, но как-то непривычно... Этакая раса роскошных красавцев-баскетболистов...

- Ничего - привыкните. Большинство из них очень милые ребята. Спокойные такие, корректные...

- В тихом омуте - черти водятся…

- Что вы сказали?..

- Есть такая старинная русская пословица... Смысл ее в том, что внешне тихие люди иногда могут такое выкинуть!

- Понятно...- Юля как-то странно взглянула на Янина.- Я вам, наверное, тоже такой кажусь? Тихоней, у которой в душе черти взбрыкивают?

- Отчего же...- Янин галантно склонил голову. - Хотя женщины без чертенят внутри, по-моему, просто отсутствуют в природе...

- Однако, у вас и мненьице о нашей половине рода людского... - Так уж получилось...

- Я столько наговорила о себе, а вы даже не рассказали о цели своего прибытия… - Юна отхлебнула глоток зеленоватого коктейля, покрытого красноватой пенкой и насмешливо посмотрела на Янина.

- Можете считать меня просто туристом, - Янин тоже попробовал прохладный и приятный на вкус напиток. - Я давно мечтал побывать на Аруане и довольно тщательно готовился к этому вояжу. Во всяком случае, я знаю три основных наречия Союза Осмилоков...

- Вы еще и лингвист?

- В какой-то степени... Но больше меня интересует история диалектов экваториальных племен Аруаны. Да, и вообще, в истории Аруаны, на мой взгляд, достаточно белых пятен...

- И вы собираетесь их ликвидировать? - Юна усмехнулась. - Об этом мечтают все прибывшие суда. Но все не так просто, как кажется на первый взгляд.

Янин удивленно вскинул брови.

- Я не знаю, как вам это объяснить...- Юна казалась не на шутку взволнованной и словно оправдывалась. - Просто в последнее время у меня возникло такое чувство… Вы только поймите меня правильно: я не имею ничего против них, большинство аруанцев действительно любознательны и отзывчивы... И даже простодушны... Но не все... Далеко не все...

- По-моему, вы, как и большинство землянок, просто завидуете и ревнуете. В последнее время даже на Земле женщины подводят глаза на аруанский манер. Я ведь и вас в первое мгновение принял за аруанку...

- Это комплимент? - Юна нахмурилась.

- Понимайте, как хотите... Но что делать?.. Приходиться признать, что они действительно прекрасны...



5.

Ночью Янин долго не мог заснуть, Он стоял на балконе и вслушивался в тишину. Теплый ветерок приносил из степи терпкий запах неведомых трав и гнал по неземному небосклону фиолетовые облака, сквозь которые иногда прорывался свет двух естественных спутников планеты Колы и Улькабра.

В прошлом остались шумные дебаты в правлении Комиссии, бесконечные согласования и бессонные ночи, посвященные изучению статей и монографий об Аруане. Все это, вместе взятое, называлось "предварительным ознакомлением". В который уж раз необходимо было изучить языки, не имеющие ничего общего ни с одним из современных, или канувших в лету языков Земли. В который раз приходилось заставлять себя быть по мере сил объективным. И с каждым разом оставаться беспристрастным становилось все труднее. Янин уже давно чувствовал невольное озлобление против членов Комиссии, которые яростно защищали позиции Ренгтона и его последователей. Он был почти уверен, что через этих членов Комиссии Леруа знал обо всех планах его засекреченного учреждения.

Прибывающие с Аруаны материалы были столь обширны, что машины не успевали обрабатывать эту лавину информации. А ведь Аруана была не одна. Десятимиллиардное население Земли оказалось слишком малочисленным не только для освоения, но даже для изучения необъятных просторов Галактики. Колоссальные потоки информации, обрабатываемые компьютерами, часто некому было даже просто воспринять. Нередко эта информация годами хранилась в необъятной памяти Сети, прежде чем она доходила до сознания людей и общества в целом. Земля уже просто не справлялась со своими обязанностями Координационного Центра Человечества, начавшего освоение Галактики.

Ответвления земной цивилизации на иных планетах часто начинали жить слишком самостоятельно и самобытно и все меньше походили на цивилизацию предков. Этот процесс порождал множество проблем. Потомки переселенцев уже поговаривали о том, что склеротическую старушку Землю пора отправить на пенсию и что на прародительнице Человечества остались одни лишь узко мыслящие консерваторы, боящиеся всего нового.

Впрочем, и сам Янин, нередко подумывал о том, что давно необходимо пересмотреть устаревшие взгляды на нормы поведения и геоцентрические позиции, укоренившиеся в землянах, хотя именно благодаря этой своей консервативности Земля оставалась центром и связующим звеном между различно формирующимися инопланетными ответвлениями.

Янин работал в Космоэкологической Комиссии, которая, представляла на рассмотрение Координационного Центра сведения об отклонениях в психологии переселенцев с Земли, об изменениях в моральном и нравственном облике, неизбежных в новых условиях обитания. И, прежде всего, - вследствие контактов с разумными обитателями иных миров.

За пятнадцать лет работы в должности инспектора Янин побывал на восьми из двенадцати планет, породивших высокоразвитые формы жизни. Первая его экспедиция закончилась длительным карантином, вторая - реанимацией, один доклад в Комиссии - похищением группой геонских террористов, другой - двумя пулями и реанимацией.

Сегодня он впервые прибыл на планету, разумные обитатели которой столь мало отличались от землян...



6.

Звонок видеофона прервал его размышления.

Это был Леруа.

Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Янин констатировал, что Леруа и впрямь не изменился за последние пять лет. На вид ему можно было дать не более тридцати, но Янин прекрасно помнил, как праздновали сорокалетие Леруа тогда, пять лет назад.

- Здравствуй, Андрей, - устало сказал Леруа.- Рад тебя видеть.

- Здравствуй, Шарль... - Янин некоторое время подыскивал слова, но промолчал.

- Ты надолго? - после паузу спросил Леруа.

- Не знаю…

- Хочешь покопаться в наших странностях?

- Да, хочу...

- И, думаешь, я тебе помогу в этом?

- Нет... Уже не думаю.

- Жаль... Не так я представлял нашу встречу...

Янин промолчал.

- Я прилечу завтра, - сказал Леруа.- Чем будешь заниматься это время?

Янин пожал плечами.

Леруа недовольно поморщился.

- У меня к тебе просьба, - явно пересиливая себя, сказал он. - Не лезь без меня к аруанцам. Это может плохо кончиться...

Янин молчал, внимательно вглядываясь в лицо Шарля.

- У тебя нет ко мне вопросов? - в голосе Леруа появились нотки раздражения.

- Почему ты нарушил третий параграф?

- Я так и думал...- Леруа тяжело вздохнул. - Значит ты все- таки от Комиссии...

- Я же сказал, что прибыл по собственному желанию.

- Ладно... Завтра я отвечу на все твои вопросы... Как ты устроился?

- Нормально…

- Может, сразу переберешься ко мне? В гостинице довольно шумно...

- Ты так хочешь?

Леруа явно кол!hitrost!hitrost!hitrost!hitrostся.

- Да, я так хочу, - сказал он, наконец.

- Пожалуй, я лучше пока останусь здесь, - после некоторого раздумья сказал Янин. - Завтра буду у тебя.

- Ну, как знаешь...- Леруа вздохнул, и Янину показалось, что вздохнул он с облегчением...

Погас экран видеофона, Янин сидел, уставившись в одну точку. Из оцепенения его вывели голоса за окном.

С балкона инспектор увидел на площадке, перед гостиницей, три походных сольдера, из которых веселой гурьбой высыпали парни и девушки. Все они были в шортах и в голубых форменных рубашках.

Кто-то из ребят завел маршевую песню, и множество сильных голосов тут же с радостью подхватили ее. Вскоре все огромное здание гостиницы заискрилось огнями и наполнилось веселым гамом. Где-то звучала музыка, с многих этажей доносились песни...

Янин взглянул на часы. Было далеко за полночь.

"Однако не очень-то здесь пекутся о покое соседей, - подумал он, - Когда же они спят?"

В коридоре то и дело раздавалось топанье ног и хлопанье дверей. Где-то рядом звонким колокольчиком рассыпался девичий смех.

- Серый! Куда ты подевал мыло? - взревел из-за двери могучий бас.

Янин не вытерпел и открыл дверь.

В коридоре возвышался здоровенный парень, завернутый в полотенце, словно в тогу.

- Мыло в рюкзаке у Грега, ты же сам его туда положил...- на пороге противоположной по коридору комнаты появился мокрый бородатый детина. Он был обнажен уже совершенно.

- Добрый вечер! - весело сказал бородач, увидев Янина.

Инспектор пробормотал в ответ что-то невразумительное и захлопнул дверь.

За стеной грянула песня:

Аруана - планета молодых.

Звонких песен и мускул стальных,

Если с нами не будешь ты весел-

Мы тебя головой вниз повесим...



Куплет был завершен взрывом довольно дурацкого, по мнению инспектора, хохота.

- Ну, жеребцы... - пробормотал Янин, подойдя к окну. - Просто балбесы какие-то...

- Ой, девочки, вы бы видели, как моя Лау алгебру схватывает! - воскликнул высокий девичий голосок из-за противоположной стены. - Если так пойдет, то через неделю она будет щелкать интегралы...

- Ну, и что толку? - скептически спросил мужской голос. - Им наша математика нужна, как аротавру пятая нога!

За стеной шумно заспорили, причем преобладали женские голоса. Янин лег и зарылся лицом в подушку. Но сон не шел. Он вдруг небывало остро почувствовал свое одиночество и возраст. За стенами бурлила неведомая ему жизнь. И никому не было до него никакого дела.

"А чего ты ждал, старый хрыч?.. - думал Янин. - Новому времени - новые песни..."

В дверь комнаты постучали. Это была Юна.

- Неужели спите?! - удивленно спросила она, увидев его смятую постель.

- Пытаюсь...- Янин улыбаясь, развел руками. - Но не очень-то получается, при таком гаме.

- Это вернулись строители и воспитатели, - пояснила Юна. - Не забывайте, что сутки здесь на шесть часов длиннее земных. Так что выспаться еще успеете... Я тоже в первое время не могла привыкнуть, но адаптация к местному времени происходит довольно быстро. Через неделю вы будете двадцать часов в сутки бодрствовать и десять спать. Как остальные...

- И когда же все уснут?

- Часа через три... Кстати, я зашла к вам, чтобы пригласить... Вам ведь, наверное, скучно одному?

- Признаться, невесело, - Янин грустно улыбнулся.

- Вот и хорошо! - не очень кстати обрадовалась Юна. - Ой, простите... - тут же поправилась она. - Я хочу предложить вам пойти на вечернее собрание. По дороге я вам все объясню...
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ДОБРОВОЛЬЦЫ.





1.

Пока они шли к лифту, навстречу попадались куда-то спешившие парни и девушки. Со многими Юна здоровалась.

- Каждый вечер отряды собираются, чтобы обсудить прожитый день и наметить новые планы, - рассказывала Юна. - Такая уж здесь сложилась традиция... Иногда приходят ребята из других отрядов и рассказывают, что интересного было у них. Сегодня в отряде операторов тяжелых систем будут воспитатели с Дорских гор. Я рассказала про вас ребятам, и они захотели с вами познакомиться.

- То, чем я занимаюсь, не очень актуально... - попытался возразить Янин. - Я средний обыватель, любящий в свободное время покопаться в старинных фолиантах, да поковыряться в полузабытых учениях...

- Ошибаетесь... - Юна кокетливо улыбнулась, - Поверьте, это будет для всех очень-очень интересно!..



2.

В небольшой комнате собралось человек пятнадцать довольно легко одетых парней и девиц. На особях обоего пола в большинстве случаев имелись одни только коротенькие шорты. Лишь на некоторых девушках были одеты легкомысленные полупрозрачные маечки-топики, едва прикрывавшие их юные, спелые грудки. Старшему из собравшихся было не больше двадцати пяти лет. Это был тот самый бородатый детина. Правда, на сей раз, на нем были плавки, которые и составляли все его одеяние.

Ни одной из девушек не было, скорее всего, и двадцати. Во всяком случае - на первый взгляд. Впрочем, в последнее время Янин начал замечать, что с каждым годом ему все труднее определять возраст представителей нового поколения: все они обычно выглядели младше своих лет.

Когда Янин и Юна вошли, стену, отделивши комнату от широкой веранды, уже убрали, поэтому тесно не было.

- У нас в гостях историк Андрей Вадимович Янин, - объявила Юна. - В последнее время он занимается проблемами, связанными с историей Аруаны. К нам Андрей Вадимович прибыл для сбора материалов, но об этом, я думаю, лучше расскажет он сам...

Янин хотел встать из удобного мягкого кресла, но Юна остановила его, объяснив, что здесь принять рассказывать сидя. И вдруг Янина охватило необычайное волнение. Он неожиданно вспомнил себя двадцатилетним. Конечно, много хорошего было и потом, но ничто уже не запомнилось так ярко и не переживалось так остро, как тогда, тридцать лет назад...

"А ведь многие из них еще не выбрали цели в жизни, - думал он. И конечно уж, большинство из них не осознает по- настоящему свою ответственность за все, что происходит здесь сейчас, а главное за то, что здесь будет происходить в дальнейшем..."

- Спасибо, что пригласили, - сказал Янин с неожиданной хрипотцой. - Мне, признаться, было скучно одному, а главное рядом с вами, молодыми, и мы, старики, невольно молодеем...

Конечно, в душе Янин вовсе не считал себя стариком, хотя ему уже и перевалило за пятьдесят, однако и молодым рядом с этими двадцатилетними он себя не ощущал.

"Господи! Неужели я почти втрое старше многих из них! - думал он, мысленно пытаясь оправдать неудачное вступление. - В их глазах я и впрямь выгляжу стариком, ведь когда мне было двадцать, уже тридцатилетние казались мне стариками!.."

Аудитория вежливо ждала, а Янин все молчал, пытаясь собраться с мыслями.

"Откуда им знать, что мы старимся только внешне, - думал он. - Что мы тоже надеемся еще совершить что-то хорошее, нужное всем, и что душа так же, как и десять и двадцать лет назад жаждет внимания, любви, нежности... И что мы, в меру своих несколько увядших уже сил, боремся за все лучшее, что есть в нас и вокруг нас..."

- Да, рядом с вами я и впрямь сбросил пару десятков лет, - повторил он громко. - Во всяком случае, я как-то иначе, под неожиданным углом, увидел то, чем всю жизнь занимаюсь. - Янин извиняюще улыбнулся. - Боюсь, что кратким быть не смогу: слишком уж люблю предмет нашей беседы... Поэтому начну с небольшого отступления...

Итак, на Аруане открыта гуманоидная цивилизация. Казалось бы, вот замечательно! Братья по разуму удивительно похожи на нас, вплоть до поразительного сходства белков и генных структур. Правда, их организмы значительно совершеннее наших, ибо более тяжелой и длительной была эволюция жизни на этой планете. Но это - несущественная деталь, самонадеянно думаем мы. Зато у нас - более передовые технологии и мы уже давно в космос летаем. Однако, именно это психофизиологическое превосходство аруанцев над землянами и принесло сложности в дело контакта между нашими столь похожими, на первый взгляд, цивилизациями. Признаемся, многие из нас просто завидуют их физическому совершенству, их красоте! А к этому еще добавляется много странного и непонятного в укладе жизни большинства аруанских племен. Я уже не говорю о таинственных осмилоках, столь последовательно избегающих контакта с нами...

- Вы прибыли к нам из-за них? - раздался с веранды звонкий девичий голос.

- Во всяком случае, я попытаюсь побывать в зоне их обитания. - Янин был слегка смущен таким лобовым вопросом, но решил особенно не уходить от ответов.

- Но ведь Комиссия объявила карантин, и в Осмилонию имеет доступ лишь Леруа со своими молодцами! - не успокаивался все тот же девичий голосок.

- Мы отвлекаемся, - ушел от прямого ответа инспектор. - Вернемся от осмилоков к обычным аруанцам... На первых порах мы, сгоряча, недооценили уровень их развития. Действительно, у них нет промышленности и всего, что мы привыкли считать признаками высокого уровня развития общества. И вместе с тем, это явно не биологическая, цивилизация. Ведь аруанцы пользуются орудиями труда, возводят какое-то подобие жилищ и так далее… Но эта их, с позволения сказать, "техника" настолько примитивна, что к моменту прибытия на Аруану первых землян, они едва сводили концы с концами...

- И сейчас во многих районах они гибнут от голода, - с обидой сказала Юна. - А Комиссия ведет политику невмешательства. Нам пытаются доказать, что спасение умирающих от голода может принести вред аруанцам! ..

- Мы имеем дело с целой цивилизацией! - Янин недовольно поморщился. - К тому же - еще недостаточно изученной цивилизацией… Посильную помощь мы оказываем, но слишком спешить со своими благими намерениями не стоит. Неизвестно еще к чему такая помощь может привести. Да, мы относились к аруанцам, как к младшим братьям. Нет, это, конечно не расизм! Мы признавали в них равных, но признавали снисходительно, как старшие. И вдруг выясняется, что младшими, являемся мы. Да мы завидуем этим баловням природы! Мы завидуем не только их красоте, их абсолютно гармоничным телесам, идеальным линиям носа, рта, бровей, глаз... Сами себе боясь в том признаться мы завидуем их фантастическим интеллектуальным способностям, их изумительному здоровью и наконец их удивительному долголетию!..

- Как можно говорить о долголетии, если многие из них помирают с голоду еще в детстве! - возмущенно крикнул бородач в красных плавках. - Средняя продолжительность жизни у них ниже чем у нас.

- Я имею в виду не средний, а их нормальный возраст. - Янин с сожалением глянул на Юну, словно ища у нее поддержки. - Ведь даже у обычных аруанцев он превышает триста лет! А осмилоки если верить данным Ренггона, живут еще раз в десять дольше... Таким образом, человек Земли, привыкший считать себя венцом творения, нашел вдруг свой я идеал, к которому он вечно стремился, в первобытных дикарях! ..

И что же делает человечество планеты Земля? А оно, мудрейшее, делает одну глупость за другой! Правда, надо отдать должное нашим руководителям: несколько лет Аруану обследуют... Подчеркиваю, - лет, а не веков! .. Затем строятся поселки для ученых и волонтеров. Сюда прибывают тысячи людей!.. А зачем?.. Конечно же, предлог есть: увидев плоды земной цивилизации, аруанцы хотят и у себя завести такое. Сами хотят. Добровольно! Они хотят жить в комфортабельных квартирах, смотреть стереофильмы, пользоваться ванными и унитазами… Замечательно! Как же не помочь братьям по разуму?! Хотите дома с ванной и клозетом? Пожалуйста! Конечно, мы не желаем превратить братьев по разуму в тунеядцев!.. Мы не дарим им готовые города. Нет, мы учим строить их самих. А попутно мы учим их математике, строительной механике, физике... Аруанцы, естественно, благодарны, хотя внутренне, возможно, и презирают нас за наше физическое несовершенство...

Давайте смотреть на все трезво! То, что мы уроды и хилые хлюпики, по сравнению с ними, мы и сами знаем. Но, обладая совершенной памятью, они постигают в считанные недели то на что у нас уходят годы! Вы же сами знаете, как они впитывают знания!.. - Янин умолк, переводя дух, затем попытался улыбнуться. - Простите, но мне действительно кажется, что мы выпускаем джина из бутылки, - добавил он более мягко. - Мы не учитываем уровня социального развития аруанцев! Увы, человечество слишком часто не могло предусмотреть всех последствий собственной деятельности. Конечно, здесь, на Аруане, мы не повторим ошибок, совершенных на Земле. Наши сольдеры не отравят атмосферу Аруаны, а безотходные предприятия не загрязнят здешних водоемов. Но не совершим ли мы новых ошибок?! Не является ли ошибкой навязывание целой планете нашего пути развития?! И, наконец, не опасно ли вообще предоставлять наши знания существам, не понятым нами до конца?!

Янин замолчал, обводя взглядом аудиторию.

- Вы впервые на Аруане? - спросил розовощекий парень с рыжеватыми усиками.

- Да, впервые... - не без вызова ответил Янин. - Но, поверьте я изучил достаточно много материалов.

- Это не может заменить личных впечатлений, - заверил розовощекий, - Возможно, через некоторое время вы измените свое мнение...

- Сомневаюсь... - Янин поморщился. - Вами, движет чувство жалости, Действительно лишь один из десяти аруанцев доживают до зрелого возраста. Но аруанка за свою долгую жизнь рожает более двадцати раз! Кроме того, рождение троих или четверых близнецов здесь не редкость. Думаю это своего рода ответ живой природы на экстремальность здешних условий обитания. Вань именно благодаря строгому естественному отбору так биологически совершенны аруанцы... - Янин некоторое время помолчал.

- Я обычный человек и мне, как и вам, хочется помочь им, - Янин встал со своего кресла. - Но ведь, что нам кажется негуманным, здесь, возможно, в порядке вещей... Впрочем, не исключено, что со временем я действительно изменю свое мнение. Я и прибыл-то сюда прежде всего для того, чтобы составить личное впечатление...

- Долговато ждать придется, - хмыкнул бородач в красных плавках.

- Я вам, наверное, кажусь окостеневшим ископаемым, не способным к изменению собственных взглядов, - Янин грустно усмехнулся, - Да, к сожалению, мы стареем быстрее, чем хотелось бы... Но душа... Я ведь мало внутренне изменился за последние тридцать лет... И я вас понимаю, поверьте уж на слово... Я прекрасно помню себя двадцатилетнего... Как говаривали предки: " многие знания - многие печали"… Конечно, доля истины в этом высказывании есть... Но только доля!.. С годами лично во мне укрепляется чувство оптимизма и понимание временности всего плохого... Может быть, такое покажется наивным, но я верю в совершенствование Человека, окружающего мира, частицей которого мы все являемся... Увы, это совершенствование идет медленно, с отступлениями, а иногда и с длительными блужданиями по тупиковым ветвям развития, но я уверен в неотвратимости совершенствования Мироздания. Хотя в частностях могут иметь место и временные регрессивные явления...
 

Metric

Активный пользователь
Пользователь
8 Дек 2005
449
0
16
Живу в шкафу.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. НОВЫЙ МАТРИАРХАТ.





1.

- Ну и как я вам в роли оратора? - спросил Янин Юну, когда они молча дошли до дверей его комнаты.

- Со многим из того, что вы сказали, я, согласна... Но вы, - простите за откровенность, изложили прописные истины тоном открывателя Америки... Перед вами все-таки не дети, а достаточно взрослые и самостоятельные люди!

- И с чем же вы не согласны?

- Вы просто еще не поняли, что такое Аруана. А про Осмилонию вы, судя по всему, и вовсе ничего не знаете...

Янин внимательно посмотрел на Юну. Внезапно эта девушка показалась ему, чуть ли не ровесницей.

"Либо она слишком неопытна, либо ведет тонкую игру, - подумал он. - Неужели все сотрудники Леруа столь же непросты?"

- Может быть, посидим немного у меня? - предложил Янин, открывая дверь.

- Завтра мне рано вставать... Лечу к мужу, в окрестности Ливы... - Юна выжидающе посмотрела на Янина.

"Ничегошеньки ты не понимаешь, милый друг, - говорил ее взгляд. - Уезжал бы лучше, по-доброму..."

- Впрочем, спать мне все равно не хочется, - не дожидаясь повторного приглашения Юна вошла."

- Вы давно здесь живете? - спросил Янин, когда робот- официант, принесший легкий ужин, вышел из комнаты.

- Где именно здесь? В Летсале?

- Нет... На Аруане вообще...

- Почти восемь лет...

Янин вскинул брови и Юна рассмеялась.

- Спросите меня лучше что-нибудь об Осмилонии, - сказала она, отпив несколько глотков коктейля. - Ведь вам, вероятно, интересны последние новости ?..

"Спросить напрямик о Леруа, или нет? - думал Янин.- Может лучше сделать вид, что я ни о чем не догадываюсь?"

- Значит, вы живете с мужем в заповедной зоне Осмилонии? - спросил он. - Вы правильно меня поняли... - Но ведь в Осмилонию, и особенно в Ливу, доступ разрешается лишь в виде исключения!

- Вот я, вместе с моим мужем, и являюсь одним из таких исключений... - Юна, опершись подбородком на руку. с интересом наблюдала за реакцией Янина.

"Ну и нравы у них здесь, однако, - подумал Янин. - На Земле такое разглядывание сочли бы просто бестактным".

- Значит так и будем молчать? - спросила Юна. - Вы знаете, что такое Киалана?

- Янин встал из-за стола и подошел к окну. Вокруг гостиницы было совершенно темно, только на площадке для сольдеров мигал огонек посадочного маячка.

- Годичная Киалана - это самый большой праздник Центрального Союза, на который осмилоки собираются со всех концов Осмилонии... - проговорила Юна, голосом энциклопедического справочника.

- Насколько я знаю, никто из землян еще не присутствовал на этом празднике? - Совершенно верно... Осмилоки очень подозрительны и на свой священный праздник нас пока не допускали. - Но я слышал, что на праздник, который состоится через несколько дней, кто-то из землян допущен.

- Вы неплохо осведомлены, - не удержалась от язвительного замечания Юна. - Действительно, на этот праздник будут допущены Леруа и несколько его сотрудников.

- Откуда вы это знаете? - Янин резко обернулся и встретил взглядом насмешливый взгляд Юны.

- Не надо играть в кошки-мышки: об этом знает вся Аруана... - Юна внезапно поднялась из своего кресла. - Мне все-таки пора... Решила лететь прямо сейчас... Рейсовый сольдер отправляется в Осмилонию через час. А мне еще нужно кое-что забрать из номера...

- Из вашего номера?

- Да, тут, в Летсале, у нас своего рода перевалочный пункт... Часто приходится встречать новеньких... Да и грузы различные тоже... Поэтому один номер закреплен за нами...

- Я провожу вас?..

Юна равнодушно пожала плечами и вышла...



2.

Номер, в который привела инспектора Юна, был чем-то средним между складом и жилым помещением. Одна из комнат была превращена в настоящий склад: контейнеры стояли вдоль стен до самого потолка, а на полу были свалены пластиковые тюки, агрегаты непонятного назначения, приборы и даже несколько стандартных ящиков с карабинами. Зато во второй комнате царил идеальный поря- док, какой бывает лишь в помещениях, где живет и работает женщина.

- Присаживайтесь... - Юна кивнула в сторону двуспального дивана. - Я только найду тут кое-что... Кстати, вы можете продолжать задавать мне вопросы... - Юна подошла к небольшой нише в стене и начала перебирать лежавшие в ней вещи.

- Знаете, мне показалось что все эти ваши добровольцы все-таки слишком молоды...- Янин говорил, в основном, для того, чтобы прервать затянувшееся молчание. - Достаточно ли это серьезно: доверять едва оперившимся юнцам наводить мосты между двумя столь различными цивилизациями?..

- А мне кажется: посылка сюда молодых добровольцев- очень мудрый шаг... - Юна наконец-то нашла то, что искала и, бросив какую-то вещицу в свою сумку, села на диван, неподалеку от Янина. - Ведь молодые еще не успели закостенеть в своих воззрениях. Им легче будет понять аруанцев и принять то, что не слишком противоречит земным устоям...

- Не противоречит земным устоям... - задумчиво повторил Янин. - Вот в этом-то и вся закавыка!.. Где граница между тем, что можно изменить и чего менять нельзя, ни при каких обстоятельствах?.. Кто кого ассимилирует в результате контакта наших цивилизаций: земляне аруанцев, или наоборот.

- А, может быть, все-таки победит консенсус, конвергенция? - улыбаясь спросила Юна. - Кроме того... источником любого развития является борьба…

- Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день за них идет на бой... - процитировал Янин. - Да, вы правы: с возрастом борьба надоедает... Все больше хочется стабильности, хотя умом прекрасно понимаешь: от этого всего лишь шаг до застоя...

- Но именно борьба поколений и предотвращает крайности!.. - воскликнула Юна. - Старшее поколение, в силу своей консервативности, желает сохранения уже найденного, а молодежь жаждет перемен... Подчас, к сожалению, любой ценой... Все, чего достигли предшествующие поколения кажется им пресным, устаревшим, скучным... И, ведь, отчасти - так оно и есть!..

- К счастью, лишь отчасти... - задумчиво проговорил Янин. Он смотрел на Юну, и мысли его вдруг потекли в совершенно ином русле. Он старался делать вид, что внимательно слушает эту красивую, молодую женщину, а сам, совершенно неожиданно для себя, вдруг задумался о взаимоотношении полов. Ведь мужчины и женщины относятся к одному биологическому виду, но насколько, черт подери, они различны!.. Значит, Матушка-Природа не даром такое придумала?! Значит эти различия, в том числе и психологические, и вся эта мучительная борьба тоже необходимы?..

Мужчина по природе охотник - добытчик, а женщина - хранительница очага, кормилица и воспитательница детей. И нивелирование этих изначальных, особенностей полов чревато опасностью вырождения. Неправильно понятая эмансипация и излишняя маскулинизация женщин, их все растущее стремление доказать мужчинам, что они ни в чем им не уступают - попросту глупы. Ведь не став матерью, или став плохой матерью, женщина противится своей изначальной биологической природе. И чем больше в обществе таких женщин, тем менее полноценным становится каждое следующее поколение. Не отсюда ли множество бед? Дети попросту не добирают материнской любви, тепла и ласки. И в свою очередь они не дадут всего этого свои потомкам...

- Андрей!.. - окликнула Янина Юна. - Вы вообще меня слушаете?!

- Да, простите... - пробормотал Янин. - Конечно, я вас слушаю и очень внимательно... - Куда вы там улетели в своих мыслях? - Юна с насмешливым вызовом смотрела на Янина.

- Да, вот, как-то нечаянно задумался о взаимоотношениях полов, - не без иронии проговорил Янин. - В свете, так сказать, вашего тезиса о борьбе противоположностей...

- Ах, вот оно что... Ну, и до чего же вы додумались?.. - теперь Юна смотрела на Янина так, словно поддразнивала его... Она явно вспомнила кое-какие проверенные веками приёмчики из безграничного арсенала женщин всех времен и народов: голова ее слегка запрокинулась, губы приоткрылись, и смотрела она на инспектора томным взглядом из-под полу прикрытых век, сквозь длинные и густые ресницы.

- Увы, я додумался лишь до скучных патриархальных истин, что, видимо, говорит о моем консерватизме... - Янин словно не замечал призыва в позе и взгляде сидящей рядом с ним женщины. Он лишь печально развел руками и покорно склонил голову. - И консерватизм мой, как это не прискорбно, скорее всего возрастной...

- Ну-ну, зачем же так... Мужчина вы еще - что надо... Можно сказать - в самом соку... Просто вы мне с самого начала показались... этаким консервативным домостроевцем...

- Вы считаете, что в древних истинах, проверенных веками, не было никакого смысла?

- Во всяком случае, его было не так уж и много... Новому времени - новые песни... Тем более что, в принципе, патриархальная мораль ханжески лжива...

- Да, ну? - Янин насмешливо удивленно поднял брови, всем своим видом показывая, что желает услышать более подробное развитие этой мысли.

- А вы значит - за домашнее закрепощение женщины, как хранительницы очага, хранящей верность своему единственному мужчине... супругу... Ведь именно таков ваш идеал? Разве я не права?

- И что же в этом такого уж плохого?

- А то, что при всем этом молчаливо подразумевается, что женщинам спать со многими мужчинами грешно... И это - в то время, как мужчинам согрешить на стороне как бы вовсе и не зазорно... Только не надо сводить все к якобы более активному мужскому началу, знаем мы эти песенки...

- Ба, да вы, похоже, самая, что ни на есть, заядлая феминистка!.. Но ведь в интересах биологического вида, чтобы самец оплодотворил как можно больше самок... - Янин попытался свести разговор к шутке.

- А разве не в интересах биовида, чтобы самка отдалась как можно большему количеству самцов? - Юна поддержала шутливый тон инспектора, но чувствовалось, что к теме разговора она относится достаточно серьезно и, возможно, в ходе разговора хочет что-то уяснить для себя.

- В интересах биовида, чтобы самка отдавалась индивидууму, наиболее приспособленному к окружающей среде, - полушутливо заметил Янин. - Обычно - это наиболее сильный самец... Применительно к виду "Гомо Сапиенс", хочется надеяться, предпочтение отдается - наиболее умному... Хотя, увы, нередко, в истории земной цивилизации, уму предпочиталась сила... Впрочем, подчас приспособиться к окружающей среде, а иногда и просто выжить, больше помогали хитрость и даже подлость... Но какие периоды, к счастью, бывали обычно достаточно кратковременны... В целом, эволюция способствовала выживанию сильных и умных особей, так как именно от них рождаются наиболее совершенные потомки... То есть лучше всего приспособленные к окружающей среде... Причем, если в первобытные времена предпочтение отдавалось грубой физической силе, то по мере развития...

- По мере развития - физическое совершенство и сила в мужчине ценились нами, женщинами, ничуть не меньше, - не без ехидства закончила фразу Юля. - Вы, мужчины, занимаетесь самообманом, когда думаете, что женщины стали более равнодушны к силе и вообще - к внешнему виду мужчины. Да, конечно, нам на какое-то время можно "повесить лапшу на уши", ведь мы действительно "любим ушами" и таем от ваших комплиментов...

- Не надо обобщать ваши выводы на всех мужчин, - иронично заметил Янин.

- Да, конечно... Извиняюсь... Но почему вы осуждаете женщину, которая встретив более сильного и красивого мужчину пожелает отдаться ему? Ведь вам же как бы не возбраняется по- волочиться за каждой приглянувшейся вам красавицей?!

- Вы обобщаете свой, видимо, печальный, опыт на всех мужчин... Но приходиться констатировать, что в любом биологическом виде всегда не хватало совершенных особей обоего пола... - философски заметил Янин. - Отсюда все трагедии неразделенной любви и тому подобное... Но если бы все были одинаковы, и не было бы борьбы, а следовательно - и развития...

- А по вашим критериям я отношусь к числу совершенных особей? - Юна, не вставая с дивана, начала неторопливо раздеваться.

Янин замолк, несколько опешив от такого оборота событий. Юна конечно была красивой, да что уж там - попросту роскошной женщиной и если бы инспектор дал себе волю, он несомненно доставил бы и себе и ей немало удовольствия. Особенно своему телу, изголодавшемуся по женскому теплу. Но нечто необъяснимое в его душе не позволяло Янину настолько расслабиться, чтобы делать что-то для себя не совсем естественное... Возможно, он чувствовал, некую фальшь в поведении Юны... Впрочем, налет этой фальши был едва ощутим. Более того, Янин чувствовал, что действительно нравится Юне, что она всем этим словоблудием, пыталась расшевелить, раздразнить его... А может быть и себя?..

"Да, конечно, скорее всего, она пытается раскомплексовать не столько меня, сколько себя... - думал Янин. - У нее явно проблемы в личной жизни и она просто пытается со мной забыться... Но что я могу с собой поделать?.." - Янин, к его порой, немалому сожалению, вовсе не относился к разряду опытных обольстителей и сердцеедов. Он мог издали восторгаться женской красотой, но одновременно побаивался женщин. Возможно, таким образом, он пытался сберечь свою независимость...

"Но ведь ЭТО вовсе не означает потерять независимость, - думал инспектор, - Ведь я не влюблен в нее, а она вовсе не влюблена в меня... Но тогда к чему все это? Просто кратко- временное удовольствие, после которого нам обоим будет неловко смотреть друг на друга?.. В этом-то и все дело... Во всяком случае, я точно начну ее избегать, как это уже не раз бывало... К тому же не стоит усложнять выполнение задания. Тем более, что в Осмилонии ее ждет муж, с которым, мне, возможно, придется еще и сотрудничать..."

- Может быть, вы импотент, или у вас не все в порядке с психикой? - перестав раздеваться, участливо спросила Юна. И за этой "участливостью" Янин почувствовал тщательно скрываемую обиду.

- Может быть... - Янин встал и подошел к окну, повернувшись спиной к женщине. - Юна, не обижайтесь на меня... И попробуйте понять... Вы очень красивая женщина и я просто не достоин вас... Возможно, я слишком старомоден, консервативен, но я не могу просто так вот... Скорее всего - я староват, для таких игр...

- Вы попросту дурак, - оскорбленно выкрикнула Юна. - Вы, вы... - она задыхалась от обиды. И вдруг тон ее резко изменился. - Хотя... я, конечно, тоже хороша... - едва слышно пробормотала она. - Извините меня... Мы действительно с разных планет... Здесь, на Аруане, царит полигамия... Так, с ходу, вам этого не понять... Одно дело - теоретически, и совсем другое - на практике, когда целая планета... Короче, к сексу здесь относятся проще, чем на Земле... К тому же... вы мне действительно чем-то понравились...

"Мазохист... - думал про себя Янин. - К чему так усложнять жизнь? И кому от этого лучше?.. Обидел такую женщину!.."

- Может быть, вы все-таки проводите меня? - остановившись в дверях, спросила Юна.

- Да, конечно... - Янин, не глядя на Юну, подошел к двери и молча, взяв слегка дрожащими руками теплую руку женщины, поцеловал ее...



3.

... Сольдер был готов к отправке, когда они добрались до площадки.

- Может быть, и вы полетите? - спросила Юна, подойдя к дверце универсальной амфибии.

- Нет, не сейчас... В Осмилонии я еще буду. Надеюсь, мы еще встретимся там с вами. Но прежде я должен увидеться с одним человеком...

- С Леруа?

- Да... С ним... - Янин удивленно смотрел на Юну, пытаясь понять истоки ее откровенности.

- Имейте в виду, в обиду мы его не дадим... - необычайно жестко сказала Юна на прощание. - Кстати, он, наверное, уже прибыл в Летсаль. Не исключено даже, что он уже дожидается вас в вашем номере...